Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
«Если бы можно было вернуть улетевшие годы, я хотел бы все начать заново с тех чудных летних недель, когда мы проводили упоительные вечера вокруг Вашего фортепьяно, а дети играли вокруг нас и Ваш милый отец всех согревал и все освещал вокруг».
В те минувшие годы Гюго казалось, что все у него впереди, все великие достижения. Его опьяняли посулы будущего. Но вот он обрел все и понял, что ничего не могло быть лучше тех дней, когда детки его росли, подавая надежды…
Проехав (или прошагав по лесу) еще два километра от Сен-При, мы попадем в Сен-Лё-ла-Форе (Saint-Leu-la-Forêt). Здесь, под каштанами, в окружении могучих дерев прячутся целых два замка, один постарше, другой чуть поновей. Они высились еще и в начале XX века в местечке Сен-Лё-ла-Форе, то есть Святой Лё Лесной. Места эти издавна принадлежали принцам Конде, но в пору Революции были национализированы, а позднее, уже в эпоху Первой империи, были куплены братом императора, королем Голландии Луи Бонапартом и его женой королевой Гортензией, приходившейся в ту пору императору невесткой, и притом любимой невесткой. Всемогущая чета владела этими местами недолго, но успела снести самый старый из замков. А потом, как известно, в Париж вошла победоносная русская армии во главе с «белым ангелом» императором Александром I, и вот в один прекрасный весенний день 1814 года русский император посетил в Мальмезоне отставную императрицу Жозефину, с которой Наполеон развелся в 1809 году, поскольку она так и не принесла ему наследника. Во время визита Александра I Жозефине было каких-нибудь пятьдесят и она умела быть вполне обольстительной. А в тот день она очень старалась. Во время ее прогулки по саду об руку с русским императором явилась ее дочь, бывшая по мужу королевой Голландии, Пармы и Пьяченцы, а может, и еще чего-нибудь, – королева Гортензия. Она была в полном расцвете своих тридцати лет… Гортензия и не заметила, как они остались наедине с императором Александром, и она так вспоминала потом в знаменитых своих мемуарах:
«…Было трудно начать разговор… в присутствии завоевателя моей страны… К счастью, эта неловкость длилась недолго.
Мы вернулись во дворец… Он уехал, и мать выбранила меня за мою холодность».
Император не заставил себя ждать, он вернулся в прекрасный Мальмезон очень скоро и приезжал туда не раз, и один приезжал, и с прусским королем, и с великими князьями Константином Павловичем и Михаилом Павловичем, и с будущим царем Николаем. Гортензия вспоминала позднее, что Александр говорил ей:
«Моя мать-императрица просто в ужас пришла, узнав, что мои братья в Париже. Она боится соблазнов, которые таят в себе француженки. Я со страхом посылал их сюда в Мальмезон».
Так что Мальмезон для Александра был полон соблазнов.
Великие князья, впрочем, сумели противостоять соблазнам, чего не могу сказать с полной уверенностью о самом императоре.
«…Молодые великие князья, – вспоминает Гортензия, – выделялись благородством своих манер… и своими гуманными чувствами. Им пришлось проехать через многие наши деревни, лежавшие в развалинах, и они рассказывали мне об этом со слезами на глазах…»
Визиты императора и его встречи с молодой королевой участились.
«Однажды он сказал моей матери, – вспоминает королева Гортензия, – что если б он думал только о своем благе, то предложил бы нам дворец в России, да только мы не найдем там такой красоты, как в Мальмезоне, и мое хрупкое здоровье не перенесет суровости тамошнего климата».
Русский климат, снег, Сибирь вообще составляли тогда вечный предмет салонных разговоров. Но для хрупкой уроженки острова Мартиника, ее матери, и французская весна 1814 года казалась слишком суровой…
Однажды под вечер они все трое гуляли по огромному парку Сен-Лё, близ замка Гортензии. Жозефина весело опиралась на руку последнего в своей жизни поклонника. Она не отказала себе в прихоти надеть воздушное, легкое платье, забыв, как коварна весна во Франции. Была только середина мая, и к вечеру похолодало. Счастливая эта прогулка оказалась для нее роковой. Вернувшись домой, в Мальмезон, она слегла, но еще вставала несколько раз, переодевалась и выходила к царственным гостям, с легкой руки Александра навещавшим ее. 27 мая русский император прислал ей своего врача. 28-го он обедал в Мальмезоне с Гортензией и ее братом. Он находился неподалеку от угасающей Жозефины… Она умерла 29 мая. Император приказал воздать ей все почести, какие положены усопшей императрице…
Он ходатайствовал перед крайне этим раздраженным Людовиком XVIII в пользу королевы Гортензии. 30 мая король подписал указ, отдававший ей во владение замок Сен-Лё и положивший ей пенсию в размере 400 000 франков в год.
У подножия южного склона холма Монморанси раскинулось на площади в сорок с лишним гектаров недвижное зеркало вод (истинная редкость во Франции, небогатой озерами, да еще и, можно сказать, в парижском пригороде). А на берегу этого редкостного «моря» лежит прелестный курортный городок Энгиен-ле-Бен (Энгиен-на-Водах, он же Ангиен, он же Анген-ле-Бен, он же Анжен, в общем, что-то вроде Минвод). Собственно, до середины XIX века (еще точнее, до 7 августа 1850 года) это все называлось Монморанси, несмотря на многовековые попытки владельцев этих мест напрочь избавиться от имени Монморанси и стать Энгиенами. Вы, может, еще не успели забыть, что род Монморанси угас в 1632 году, когда по приказу Ришелье был обезглавлен последний герцог Монморанси. При Людовике XIII владения Монморанси перешли к роду Бурбонов-Конде. И вот на протяжении двух столетий новые владельцы пытались избавиться от ненавистного названия и ненавистной памяти Монморанси, предлагая назвать владение Энгиен. Однако всякий новый правитель, как назло, возвращал Монморанси его прежнее название. Людовик XVIII пошел навстречу бедным Конде, переименовав городок, но тут умер последний представитель рода Конде, и местные жители потребовали у короля-гражданина Луи-Филиппа, чтобы им вернули их прежнее гордое имя. Ну а в 1850 году был создан близ водной глади новый «сельсовет» (commune), его-то и назвали Энгиенским, чтобы больше не было споров. Но еще и до этого административного акта в Энгиене случилось чудо, которое способствовало процветанию этих Богом забытых мест. В 1788 году любознательный монморансийский священник отец Луи Котт обнаружил в одном из ручьев, впадавших в озеро (носившем малопоэтичное название «Вонючий ручей»), изрядное содержание серы. Сообщение, сделанное отцом Коттом в Королевской академии наук, произвело сенсацию. В особое возбуждение пришел энергичный предприниматель Луи Гийом Ле Вейяр, который уже взял в свои руки железистые воды пригородного Пасси. Не теряя времени, Ле Вейяр приобрел у принца Конде концессию на эксплуатацию серных вод Энгиена и открыл здесь водолечебницу. Видимо, еще и до открытия лечебницы распространился слух, что воды Энгиена спасают от язвы. Воду стали продавать в бутылках, в нее окунались, ею полоскали горло. Еще лет тридцать спустя это процветающее предприятие перешло в руки парижского финансиста Пелиго, который поставил его на широкую ногу: расширил территорию водолечебницы, насверлил новых скважин и окружил озеро приятным променадом. Утверждали, что воды Энгиенса исцелили от застарелой язвы самого Людовика XVIII, так что публика валила на курорт валом. При этом близость Парижа позволяла, укрепляя здоровье, не отрываться от дел, от друзей, от любовниц, от всей парижской суеты. Городок Энгиен рос как на дрожжах, и это с восторгом отмечал один из завсегдатаев курорта Александр Дюма-отец:
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 71
