Как и в предыдущие пять дней заточения в вонючем, переполненном насекомыми подвале дворца, первой мыслью, посетившей Герольта утром, стала мысль о Святом Граале и о товарищах-тамплиерах Тарике эль-Хариме и Мак-Айворе Коннелли. Эмир отправил могучего шотландца на рынок прямо с корабля, ибо тот сразу откровенно признался, что был отвергнут своей семьей и никакого выкупа за него получить не удастся. Тарику, к счастью, удалось бежать. Он прыгнул с палубы в Нил. Герольт и Морис теперь с полным основанием предполагали, что левантиец жив и находится на свободе. Во всяком случае, они не слышали, чтобы Тарика нашли живым или мертвым. Впрочем, много ли могли они услышать, сидя в этом подземелье? До их ушей доносились лишь оскорбления их надзирателей, Саида и Махмуда. Да еще проклятия Кафура — жирного лысого евнуха, душа которого была чернее его нубийской кожи. Кафур управлял дворцом эмира, и он не раз говорил, что лучше предать тамплиеров мучительной казни, чем за большие деньги выпустить их на свободу. И все же друзья были спокойны за Тарика. Если бы люди эмира его схватили, он, конечно, был бы брошен в эту же темницу. А если бы Тарик был убит, ни Кафур, ни Саид не отказали бы себе в удовольствии преподнести рыцарям эту весть, сопровождая ее новыми оскорблениями.
Но главный вопрос — что же произошло со Святым Граалем, который они поклялись хранить и защищать от искарисов и других врагов? Перед нападением мамелюков тамплиеры спрятали чашу в трюме «Калатравы». По-прежнему ли Святой Грааль хранился на галере, которую эмир привел в гавань Каира, дабы все могли оценить его победу? В таком случае у них еще сохранялась возможность спасти сосуд вечной жизни. Если, конечно, им удастся выбраться из этого подземелья…
Герольт с трудом заставил себя думать о других вещах. Он посмотрел на Мориса, лежавшего слева от него на куче из истлевшей соломы, опилок и пальмовых веток. В его иссиня-черных волосах запутался таракан. Лицо Мориса хоть и было вымазано грязью и кровью, но по-прежнему оставалось красивым. Длинные черные ресницы под тонкими бровями, классический нос, изящный рот и черные усы, которые он сохранил, даже будучи тамплиером, делали совершенным его благородный облик. Не удивительно, что женщины всегда вешались на Мориса, даже когда он был еще юнцом, да и сам француз питал слабость к противоположному полу. Впрочем, все это в прошлом. То ли дело прекрасная Беатриса Гранвиль, с которой молодой рыцарь познакомился в последние дни осады Аккона и которая попала вместе с ними на «Калатраву», а затем угодила в гарем эмира вместе со своей восьмилетней сестрой Элоизой. Гарем находился здесь, во дворце. Конечно, в Акконе Беатриса была сразу очарована красавцем тамплиером. А Морис! Одному Богу известно, какие нежные чувства он испытывал к ней!
Герольт повернул голову направо и взглянул на решетку противоположной темницы, от которой их отделял коридор. Там уже несколько недель находился какой-то араб, судя по всему, выходец из племени бедуинов. У этого узника были скованы ноги. Более того, его держали на короткой, вмурованной в стену цепи, поэтому он едва мог пошевелиться и тем более встать. Единственное, что рыцарям удалось узнать об этом грязном, одетом лишь в лохмотья человеке, было его имя — Джамал Салехи. В обращении с ним надзиратель Саид давал волю своим жестоким наклонностям. Например, забавы ради он мучил узника жаждой и голодом. Из зарешеченного отверстия в полотке на пол между камерами падал слабый свет, благодаря которому Герольт мог различить смутные очертания араба. Джамал Салехи, лежавший у стены, не подавал признаков жизни. Кто же он такой? Как стал врагом эмира? Почему он не сообщил им ничего, кроме своего имени? Ведь они свободно и без акцента говорят по-арабски, и Джамал знал, что он может рассчитывать на их скромную помощь.
Герольт тихо вздохнул и приподнялся, потирая руки и ноги, затекшие от сна на каменном полу. Он делал это тихо, как только мог. Но звон короткой цепи, соединявшей его ноги, разбудил Мориса. Француз поднял голову.
— Что, за нас уже принесли выкуп? — спросил он насмешливо и с размаху ударил себя по ноге, прихлопнув карабкавшегося по ней таракана. — Мне будет больно расставаться с этими роскошными покоями, с замечательными камердинерами Саидом и Махмудом, не говоря уже черном дьяволе Кафуре.
Герольт покачал головой.
— Эмир не получит от наших семей ни дирхама[18], — тихо сказал он.
Морис потрогал лоб, изображая, будто что-то вспоминает, и криво усмехнулся.
— Верно! Я и забыл о нашем обещании эмиру. Ведь мы убедили его в том, что он сможет получить за нас хороший выкуп, поэтому нас не убили и не продали в рабство. Как же у меня выпало из памяти, что каждый из нас оставил после себя на родине старших братьев, которые не дадут за наши жизни ни су?
Герольт махнул рукой так, будто хотел сказать Морису: «Избавь меня от излияний своей желчи».
Но Морис сморщил лоб и продолжил:
— Похоже, нам придется оставаться в этой дыре до тех пор, пока от наших костей не начнет отваливаться мясо. Либо надо срочно сделать что-то такое, от чего гостеприимству эмира настанет конец. Ведь мы сидим тут уже пять дней, а этот королек до сих пор не заставил нас написать послания братьям. Наверное, выкуп его не очень-то интересует. Возможно, Кафур сумел его убедить в том, что публичная казнь двух тамплиеров лучше, чем пара мешков золота.
— Наши жизни действительно в опасности, — сухо ответил на это Герольт. — Но, возможно, эмир просто занят другими делами.
Морис окинул его скептическим взглядом.
— Кроме того, у нас есть еще два козыря в рукаве, — тихо продолжал Герольт, усаживаясь рядом с французом.
— Каких же? — спросил тот. Он и сам знал ответ на свой вопрос. Но для рыцарей, сидевших в заключении, была хороша любая беседа, которая могла ускорить невероятно медленный ход времени и укрепить надежды.
— Во-первых, это Тарик, — ответил Герольт. — Я уверен, что он ускользнул от сыщиков эмира. Тарик родился под солнцем Леванта, и внешне он мало чем отличается от жителей Каира. Он может совершенно свободно передвигаться по городу. Кроме того, у него остались золотые слитки и драгоценные камни, которые аббат Виллар дал нам с собой в дорогу. Я уверен, что Тарик найдет способ вытащить нас отсюда.
— А если у него не получится? — поинтересовался Морис. — Удастся ли нам подкупить Махмуда или Саида тем золотом и камнями, которые мы проглотили, а потом замуровали в щель стены? Выпустят ли нас в обмен на драгоценности?
— Не знаю. Но мы попытаемся это сделать, — ответил Герольт. — Кроме того, нам помогут особые дарования, которые мы получили во время второго посвящения.
Тамплиеры замолчали и мысленно вернулись к церемонии, совершенной в подземном святилище, когда они испили из священной чаши — источника вечной жизни. После этого аббат Виллар возложил на них руки и произнес слова, наделившие их Божественными силами. Казалось, эти слова звучали и сейчас — настолько хорошо каждый из рыцарей их запомнил.
