— Не исключено, что в опасности две жизни, — сказал он. — Нам необходимо знать, почему вы так уверены.
Драммонд опустил глаза на руки моего напарника. У Берни красивые кисти, но полковник, кажется, не оценил их по достоинству.
— Берни прав, — поддержал приятеля Рик. — Откуда у вас такая уверенность?
Полковник глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Не знаю почему, но я от этого всегда настораживаюсь.
— Уверяю вас, опасность не угрожает ни человеку, ни животному, — проговорил он. — Ури Делит просто перешел на другую сторону.
— На другую сторону? — не понял Рик.
— На сторону фанатичных защитников прав животных, — объяснил Драммонд. — Какая может быть иная другая сторона? Все, чего мы хотим, — веками проверенным способом развлекать детей и их родителей, но они не успокоятся, пока не лишат нас бизнеса.
— Я полагал, что Делит — гуманный дрессировщик? — Берни немного отступил от машины.
— Тем больше оснований у фанатиков раскинуть на него сети. Точно так же как секты охотятся на простаков. Эти люди умны. Поверьте моему слову: мы больше никогда не увидим Пинат.
Берни хотел еще что-то сказать, но в этот момент с места, сверкая проблесковыми маячками, сорвался патрульный автомобиль капрала Вальдес. Из репродукторов раздался голос сидящего рядом с водителем Чарли:
— Сообщение для папы — готов ехать домой.
Вскоре мы покинули ярмарочную площадь: Чарли расположился на переднем сиденье, я — на узком заднем, но принял это как должное.
— Мы с Минди разглядывали фотографии в полицейских делах.
— Увидел кого-нибудь из знакомых?
Чарли рассмеялся. Смех — это самый приятный звук, который умеют производить люди. А детский — вообще здорово. Но вот Чарли осекся и его лицо посерьезнело. Серьезное выражение на детском лице — это всегда интересно.
— Папа, плохих людей так много. Почему?
Берни покосился на сына.
— На этот вопрос никто не знает ответа, но могу сказать, что думаю я.
— Давай.
— Все дело в совести. — Ну вот, сразу меня запутал. — Это когда понимаешь, что хорошо, а что плохо. — Ах он об этом! — Все рождаются, зная, что правильно, а что нет. Но чем больше человек дает себе слабины, тем заметнее улетучивается это чувство. Вспомни оплетку на трубке, которая соединяет газовый баллон с грилем.
— Папа!
— Что?
— Я хочу есть.
И я тоже — приступ голода настиг меня в тот самый момент, когда Берни упомянул о гриле.
— Перехватим что-нибудь по дороге домой.
Например? Я ждал, что мой напарник конкретизирует, но он промолчал. И вообще было непохоже, что мы едем домой: пропустили выезд на автостраду и продолжили движение вдоль забора ярмарочной площади. И вскоре приблизились к сторожке с противоположной стороны.
Никаких следов ни полковника Драммонда, ни его длинного автомобиля. Сторожка оказалась пустой, ворота были закрыты. Берни остановил машину.
— Папа, чем мы занимаемся?
— Просто хочу кое-что проверить. Можешь не вылезать из машины.
— Что именно?
— Трудно сказать. — Берни открыл дверцу. — Смутные ощущения.
Я уже выскочил и принюхивался ко всему вокруг. Уловил запах Пинат, хотя он и стал слабее — ничего не поделаешь, время бежит, — и пошел по следу на дороге в ту сторону, откуда мы приехали.
— Эй, старина, сбавь темп!
Я сделал усилие, и мне как будто удалось бежать немного медленнее. Вскоре мы оказались у знака «Стоп». На мгновение я потерял след, сделал, принюхиваясь, несколько кругов и снова нашел, но не на дороге вокруг ярмарочной площади, а на съезде на автостраду по другую сторону. Шум шоссе доносился словно рев урагана.
— Съезд на полосу в южном направлении, — сказал Берни. — Отличная работа, Чет. Пошли назад.
Я повернулся и двинулся к напарнику. Он долго и очень приятно трепал меня по загривку, и, ощущая прикосновение его руки, я понимал, что он меня любит. Мы замечательная команда, я и Берни.
К машине мы вернулись бок о бок. Чарли стоял на водительском сиденье, крутил руль и изображал гудение мотора — р-р-р… Мне так понравилось за ним наблюдать, что я чуть не проглядел лежавший в грязи у дороге странный, напоминавший палку предмет. Метнулся в сторону, подобрал: это оказалась тяжелая деревянная дубинка с острым металлическим наконечником. И не только с наконечником — еще и с острым металлическим крюком, заканчивавшимся двумя острыми металлическими штуковинами. С такой вещицей надо обращаться очень осторожно.
Я подошел к Берни и опустил деревяшку к его ногам. Он протянул к ней руку, но не стал дотрагиваться, а вернулся к «порше», надел хирургические перчатки и только после этого взял в руки непонятный предмет.
— Что это? — спросил из машины Чарли.
— Понятия не имею, — ответил мой напарник. — Похоже на какое-то оружие. — Его лицо просветлело. Так случается всегда, когда ему в голову приходит удачная мысль. — Я когда-нибудь упоминал о Генерале Борегарде?
— Это друг Чета? Да, папа?
* * *
Если быть точным, один из лучших моих друзей. Генерал Борегард[2] живет в Хила-Сити с нашим экспертом по оружию Отисом Девейном. Хила-Сити расположен где-то в Долине. Важно другое — за домом открываются дикие просторы холмов. Диким просторам повредить нельзя, и там частенько раздаются выстрелы — это испытывают оружие, что всегда очень потешно. Но самое главное в этом месте Генерал Борегард — конкретный парень, самая большая немецкая овчарка из всех, что я видел. И он не дурак подраться.
«Порше» еще не успел затормозить, как Генерал Борегард был тут как тут, демонстрируя белый оскал огромных зубов. Я выпрыгнул из машины. Он налетел на меня, сбил с ног. Я перевернулся, наскочил на него, сбил с ног. Он перевернулся, налетел на меня, сбил с ног. Я перевернулся…
— Что, черт возьми, происходит? — Из двери дома к нам спешил Отис. У него были волосы до плеч и борода по грудь. — Должен был сообразить, что это ты! — Кого он имел в виду: меня или Берни? У меня не было времени раздумывать, потому что в этот момент Генерал решил меня куснуть. Я ответил тем же. После чего ему зачем-то понадобилось обежать дом. Я кинулся за ним. Мы кружили ноздря в ноздрю, прижав к голове уши. Разве может быть что-нибудь увлекательнее? В воздух отчего-то поднимались клубы пыли. Мы снова и снова проносились сквозь них. Мне случалось попадать в пыльную бурю, и уж поверьте, это не идет ни в какое сравнение…
Бах! Сначала я решил, что прогремел выстрел: я же говорил, что ничего удивительного, если рядом с домом Отиса стреляют, но затем звук повторился, и я увидел, что Отис хлопает в ладоши. Ни у кого это не получается так громко, как у него. Мы с Генералом замерли у крыльца и стояли бок о бок, пытаясь отдышаться. Берни, Чарли и Отис сидели за столом и угощались холодненьким: мужчины — пивом, а Чарли — пахнущим лимонадом напитком. Я бы и сам не отказался от холодного питья, лучше всего воды, которую предпочитаю всему остальному.
