— Представляю, как через три недели прибегает Володька и кричит: «В канале на Кузькином островке какой-то дядька сидит. Босой. Небритый. Очень похож на вашего папу. А румяная тётка кидает ему банки с килькой в томате…»
— И свежие газеты, — засмеялась в ответ мама.
Кто виноват?
Ну надо же — конец четверти, а я двойку получил. Да ещё на уроке истории. А всё потому, что вчера по телевизору такой интересный фильм показывали, что я совсем забыл про уроки. А папа меня предупреждал: «Получишь двойку, не видеть тебе нового велосипеда, как своих ушей». А я так о нём мечтал.
— Может быть, историк забыл двойку в дневник поставить? — спросил мой друг Петька, когда мы вышли на школьный двор. — Если в дневнике оценки нет, тогда ещё не всё пропало.
Я достал дневник в надежде, что жирная красная двойка мне померещилась или испарилась, словно исчезающие чернила.
Но слабая искорка надежды тут же погасла, потому что огромная двойка никуда не делась, а по-прежнему красовалась на самом видном месте.
— Ну всё, Семён, — сказал Петька. — Достанется теперь тебе от отца.
— Да, и с велосипедом ты пролетел, — сочувственно вставил Вадик.
— Эх, из-за какой-то маленькой закорючки не получу долгожданного велосипеда. И кто этот дневник только придумал? — чуть не плакал я.
— А давай двойку ластиком сотрём! — предложил Петька. — У меня такой ластик классный. Он что хочешь сотрёт.
— Нет, ничего не получится, — сказал Вадик. — Только дырку протрёте. Лучше страницу с двойкой вообще вырвать, с мясом.
— Тогда и другая страница исчезнет, с пятёркой, — вздохнул я. — Так не годится.
— А может, отец забудет дневник проверить? — высказал предположение Вадик.
— Он никогда не забывает, — помотал я головой. — Эх, прощай моя мечта.
Мне стало жалко себя до слёз.
— Ну разве это справедливо — из-за оценки человека удовольствия лишать, — тяжело вздохнул Петька.
И тут я не выдержал, бросил на землю дневник и стал яростно топтать его ногами:
— Вот тебе! Вот тебе проклятый. Так тебя!
— Думаешь, что накажешь дневник — и дело в шляпе? — вдруг услышал я за спиной чей-то голос.
Мы обернулись и увидели седого старичка в круглых очках.
— Если бы не дневник, родители ни за что про двойку не узнали бы. А теперь плакал мой велосипед! — в сердцах выкрикнул я.
— А кто из вас, ребята, читал про персидского царя Ксеркса? — спросил старичок.
— Что это за царь такой? — удивился Вадик. — Первый раз слышу.
— Этот повелитель прославился тем, что приказал своим воинам высечь море за то, что оно разметало мосты, перекинутые персами через пролив Дарданеллы.
— Высечь море? — засмеялись мы. — Да это просто сказка.
— Вовсе не сказка, — серьёзно сказал старичок и продолжил: — Великий царь Ксеркс, властелин всей Персии, воевал с греками. Но между его царством и государством греков был пролив. И для того, чтобы соединить Азию с Европой, царь приказал своим воинам построить крепкие мосты, а затем переправить по ним войска с одного берега на другой. Это было две с половиной тысячи лет тому назад.
— И что, построили? — с сомнением спросили мы.
— Да, персы соорудили два моста: один при помощи «белого льна», другой из папирусных канатов. Это было очень непросто, персы долго трудились, но наконец справились. И вдруг на море разыгрался шторм, и всего лишь за один день буря уничтожила мосты.
— Вот не повезло! — покачал головой Петька.
— Ксеркс страшно разозлился, — продолжал рассказывать старичок. — Первым делом он приказал разыскать стрельщиков, так в те времена называли надзирателей за постройкой мостов, и велел отрубить им головы.
— Да разве они виноваты? — удивился Вадик. — Они честно выполнили свою задачу. Тут во всём море виновато.
— Правильно, — кивнул старичок. — Но морю-то голову не отрубишь. Поэтому царь решил наказать и море. По его приказу вдоль побережья выстроились тысячи и тысячи воинов. У каждого из них в руках была цепь. И по команде Ксеркса грозные воины начали сечь море.
— А какой прок воду сечь, разве ей больно? — ещё больше удивился я.
— Нет, воде совсем не больно. Но так уж устроен человек, что всегда хочет кого-нибудь обвинить в своих неудачах, — грустно вздохнул старичок. — Вот и царь Ксеркс запомнился потомкам как единственный владыка, который приказал выпороть море. Целый день его слуги били по воде цепями, пока окончательно не выбились из сил.
— Ну и что, помогло им это? — спросил Вадик.
— Нет, — улыбнулся старичок. — Мосты они, конечно, новые построили, но греков так и не победили в сражениях. А вам, ребята, это наука. Не вините кого-то другого в своих неудачах. И уж совсем тут не виноват твой дневник, — сказал старичок и повернулся уходить.
— Всё верно, — вздохнул я. — Сам виноват. Не выучил вчера уроки, а весь вечер телевизор смотрел. Вот сегодня выучу, а завтра сам подниму руку и попрошусь к доске.
Старичок ничего не сказал. Улыбнулся и пошёл дальше.
Не хуже Шаляпина
Больше всего на свете я люблю уроки пения. А что? По-моему, это самый лёгкий предмет в школе. Это тебе не математика какая-нибудь или русский язык, где нужно всякие правила учить. И учительница у нас отличная. Только вот беда — она почему-то любит слушать, как девочки поют. А нас, мальчиков, вечно ругает за то, что мы глотки дерём. Не пойму, что хорошего в девчачьем пении? У девчонок голоса тоненькие, как стебельки. Их и не слышно совсем.
Мы с Петькой и Вадиком давно уже решили на большой сцене петь. Голоса у нас сильные, точно как у знаменитых певцов. Мы иногда даже дома тренируемся. У меня есть караоке. По-японски караоке значит «пустой оркестр». Включаешь телевизор, запускаешь диск с мелодиями, а на экране слова песни читаешь и поёшь. Главное — в музыку попасть. Мы с ребятами часто поём разные известные песни. Особенно у меня хорошо русская народная песня «Дубинушка» получается. Громко и выразительно. Мне кажется, что даже сам Фёдор Иванович Шаляпин не так громко пел, как я. У меня какое-то горловое пение выходит. Как у алтайских шаманов. Это мне наша соседка тётя Аня однажды сказала:
