Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
На следующий день я встречаю императрицу у Алексея Николаевича. Она спокойна, но очень бледна…».
Уже на второй день после отречения Петроградский исполком, учитывая требования многочисленных митингов и собраний, постановил арестовать царскую семью и великих князей. Через несколько дней под давлением Петросовета принимает почти аналогичное постановление об аресте царской семьи и Временное правительство.
Романовых и Россию ожидали тяжкие испытания…
Лидеры оппозиции, критиковавшие самодержавие, оказались на самом деле лишь «временщиками» и плохими «управленцами», не способными вывести из охватившей страну политической анархии и экономического хаоса. Не лучше было и положение на фронте. Романовы в этот период «нового порядка» были отодвинуты на второй план, но продолжали оставаться в роли «громоотвода» при кризисных политических ситуациях.
Временное правительство назначило Чрезвычайную Следственную Комиссию по расследованию злоупотреблений царских сановников, но, несмотря на пристрастное следствие, было вынуждено признать, что все обвинения и нападки на Николая II и его супругу, в т. ч. по подготовке «сепаратного мира» с немцами, не имели фактического основания. Тем не менее, арест с царской семьи снят не был и начавшийся крестный путь в Тобольск завершился плахой в Екатеринбурге.
Государственный переворот в России вызвал огромный интерес во всем мире. В западноевропейской прессе проявилась особенно отчетливая тенденция представлять революционные события в Петрограде как антигерманский переворот, произведенный из патриотических целей под руководством Государственной думы. Так, например, заголовок в лондонской газете «Таймс», зачастую воспринимаемой как полуофициальный орган министерства иностранных дел Великобритании, приветствовал эти события как «победу в военном движении», и редакторский комментарий пояснял, что «армия и народ объединились, чтобы свергнуть силы реакции, которые удушали народные стремления и связывали национальные силы».
Исследователь Роберт А. Уорт в своей книге «Антанта и русская революция» по этому поводу пишет: «Своевременность революции была особенно отмечена Соединенными Штатами, в то время как раз готовившимися к крестному походу с целью «обезопасить мир для демократии». Хотя вряд ли Америка вступила в войну в результате свержения царизма /…/ Почти все без исключения американские газеты и журналы приветствовали новую Россию и продолжали это делать еще долго после того, как в британскую и французскую прессу стали проникать критические замечания. Для бостонской “Транскрипт” революция была “кошмаром, вскормленным грудью либерального мира”, тогда как далласская “Ньюс” выражала чувства нации, заметив, что революция “дает политическое и духовное единение союзу противников Германии, которого до сих пор недоставало по той причине, что демократия находилась в одной лиге с автократией”».
Известный английский государственный деятель Уинстон Черчилль (1874–1965) позднее писал в своих мемуарах о Первой мировой войне и российском императоре:
«Ни к одной стране судьба не была так жестока, как к России. Ее корабль пошел ко дну, когда гавань была в виду. Она уже перетерпела бурю, когда все обрушилось. Все жертвы были уже принесены, вся работа завершена. Отчаяние и измена овладели властью, когда задача была уже выполнена. Долгие отступления окончились; снарядный голод побежден; вооружение притекало широким потоком; более сильная, более многочисленная, лучше снабженная армия сторожила огромный фронт; тыловые сборные пункты были переполнены людьми. Алексеев руководил армией и Колчак – флотом. Кроме того, – никаких трудных действий больше не требовалось: оставаться на посту; тяжелым грузом давить на широко растянувшиеся германские линии; удерживать, не проявляя особой активности, слабеющие силы противника на своем фронте; иными словами – держаться; вот все, что стояло между Россией и плодами общей победы.
…В марте царь был на престоле; Российская империя и русская армия держались, фронт был обеспечен и победа бесспорна.
Согласно поверхностной моде нашего времени, царский строй принято трактовать, как слепую, прогнившую, ни на что не способную тиранию. Но разбор тридцати месяцев войны с Германией и Австрией должен бы исправить эти легковесные представления. Силу Российской империи мы можем измерять по ударам, которые она вытерпела, по бедствиям, которые она пережила, по неисчерпаемым силам, которые она развила, и по восстановлению сил, на которое она оказалась способна.
В управлении государствами, когда творятся великие события, вождь нации, кто бы он ни был, осуждается за неудачи и прославляется за успехи. Дело не в том, кто проделывал работу, кто начертывал план борьбы; порицание или хвала за исход довлеют тому, на ком авторитет верховной ответственности. Почему отказывать Николаю II в этом суровом испытании?.. Бремя последних решений лежало на нем. На вершине, где события превосходят разумение человека, где все неисповедимо, давать ответы приходилось ему. Стрелкою компаса был он. Воевать или не воевать? Наступать или отступать? Идти вправо или влево? Согласиться на демократизацию или держаться твердо? Уйти или устоять? Вот – поля сражений Николая II. Почему не воздать ему за это честь? Самоотверженный порыв русских армий, спасший Париж в 1914 году; преодоление мучительного бесснарядного отступления; медленное восстановление сил; брусиловские победы; вступление России в кампанию 1917 года непобедимой, более сильной, чем когда-либо; разве во всем этом не было его доли? Несмотря на ошибки большие и страшные, – тот строй, который в нем воплощался, которым он руководил, которому своими личными свойствами он придавал жизненную искру – к этому моменту выиграл войну для России.
Вот его сейчас сразят. Вмешивается темная рука, сначала облеченная безумием. Царь сходит со сцены. Его и всех его любящих предают на страдание и смерть. Его усилия преуменьшают; его действия осуждают; его память порочат… Остановитесь и скажите: а кто же другой оказался пригодным? В людях талантливых и смелых; людях честолюбивых и гордых духом; отважных и властных – недостатка не было. Но никто не сумел ответить на те несколько простых вопросов, от которых зависела жизнь и слава России. Держа победу уже в руках, она пала на землю, заживо, как древле Ирод, пожираемая червями».
Однако были и другие высказывания о Николае II – английского политического деятеля Д. Ллойда Джорджа (1863–1945), которые часто цитировали в советские времена: «Заговорщиками, свергнувшими царизм, были, в сущности говоря, царица и Распутин; помощь в свержении царизма им оказали неспособные министры, которых сами выдвигали и которым оказывали поддержку царица и Распутин. Царь, сам того не сознавая, был главою заговора… Существовала корона, но без головы».
Британский посол в Париже Ф. Берти, узнав о революционных событиях в Петрограде и государственном перевороте в Российской империи, с удовлетворением констатировал в своем дневнике: «Нет больше России. Она распалась, и исчез идол в лице императора и религии, который связывал разные нации православной веры. Если только нам удастся добиться независимости буферных государств, граничащих с Германией на Востоке, т. е. Финляндии, Польши, Украины и т. д., сколько бы их удалось сфабриковать, то по мне остальное может убираться к черту и вариться в собственном соку».
Ознакомительная версия. Доступно 22 страниц из 107
