«Девушки такие дуры. Никто до тех пор в меня всерьез не влюблялся, он был первым. И мне это, конечно, казалось увлекательным».
А еще это нарушало все табу. Не только из-за совершенной неопытности и наивности Астрид Эриксон в сексуальной области, но и потому, что Райнхольд Блумберг был женатым мужчиной в процессе развода. К тому же главный редактор «Виммербю тиднинг» и уважаемые арендаторы Эриксоны были не просто знакомы, но и неоднократно работали вместе. Как, например, в 1924 году, когда Райнхольд Блумберг и Ханна и Самуэль Август Эриксон занимались подготовкой Дня сельского хозяйства и весь город три дня стоял на ушах. И на следующий год Блумберг к пятидесятилетию Самуэля Августа опубликовал в своей газете лестную статью: «Случается, господин Эриксон заглядывает в нашу уважаемую редакцию и представляется „крестьянином из пасторской усадьбы“, и поистине как крестьянин он заслуживает всяческого уважения: к чему он ни прикоснется, все удается, все приносит радость и пользу. Его хозяйство образцово, а как скотоводу ему нет равных».
Точные обстоятельства романа Астрид с ее начальником, который на тот момент уже не проживал с женой Оливией Блумберг, неизвестны. Писем за наиболее драматичный год в жизни Астрид Линдгрен (в марте она забеременела, в сентябре переехала в Стокгольм, в декабре родила малыша Лассе в Копенгагене) сохранилось немного. Широкая общественность при жизни Астрид Линдгрен так и не узнала имени отца ребенка, хотя семья, кое-кто из многочисленной родни Райнхольда Блумберга и жители Виммербю были осведомлены прекрасно. Астрид хотела сохранить тайну как можно дольше. Прежде всего ради Лассе.
«Я знала, чего хочу и чего не хочу. Ребенка я хотела, его отца – нет». Так кратко она сформулировала свою мысль в одной из длинных заметок, в 1976–1977 годах написанных для Маргареты Стрёмстедт, которая много лет трудилась над биографией писательницы, брала у нее интервью и сопровождала в поездках по Смоланду, малой родине Астрид. Одна из этих заметок сейчас хранится в стенографической записи в архиве Астрид Линдгрен (блокнот № 343) и местами напоминает попытку писательницы вложить свои слова в уста биографа. Другая – маленький автобиографический рассказ, законченная и переписанная набело глава без названия – начинается словами: «Когда Астрид было восемнадцать, произошло событие, кардинально изменившее ее жизнь. Сама она рассказывает об этом так: дело в том, что я забеременела…»
Собственная, полная и точная интерпретация Астрид Линдгрен событий 1926 года никогда не публиковалась, но была основательно пересказана и процитирована Стрёмстедт в биографии «Великая сказочница. Жизнь Астрид Линдгрен», опубликованной в 1977 году к семидесятилетию писательницы. Заметки Линдгрен легли в основу сенсационного рассказа Стрёмстедт о беременности Астрид Эриксон, рождении Лассе и первом годе его жизни в приемной семье в Копенгагене. Обо всем этом широкой публике не было известно. Напротив, портреты и интервью писательницы на протяжении тридцати лет создавали впечатление, будто девушка приехала в Стокгольм учиться, там через несколько лет встретила Стуре Линдгрена, за которого вышла замуж, после чего и родила двоих детей, Лассе и Карин.
Правда же была в другом, и именно правду Маргарета Стрёмстедт после неоднократных бесед с Линдгрен считала необходимым рассказать в первой в мире биографии писательницы. Сама героиня не хотела предавать огласке историю появления Лассе на свет, но Стрёмстедт настояла на своем. Как она объясняла в интервью «Берлингске тиденде» 26 декабря 2006 года, их разногласия переросли в устойчивый конфликт:
«Как-то мы вместе с редактором вели важные переговоры в издательстве „Рабен и Шёгрен“ и пришли к согласию, что об этой главе своей жизни Астрид напишет сама. О беде, „потрясшей Виммербю более, нежели решение Густава Вазы уничтожить привилегии городов“[7], как сформулировала Астрид, скрывая за этими легкомысленными словами боль, на которую, мне кажется, стоило по меньшей мере намекнуть в биографии. Хотя бы в качестве реплики к ее творчеству, где полно растущих без отцов мальчишек».
Таким образом, Линдгрен согласилась отмотать время назад, к тому моменту, когда жизнь ее радикально поменялась. Однако она по-прежнему утаивала правду. В истории о нежелательной беременности мать Лассе представала «жертвой неосторожности», а личность отца оставалась сокрытой во мраке. Речь шла об оплошности, и не более: «Я знала, чего хочу и чего не хочу. Ребенка я хотела, его отца – нет…»
Однако все было не так просто. Из переписки Эриксон и Блумберга в 1927–1929 годах, а также из писем, которые три года ежемесячно приходили от приемной семьи Лассе в Копенгагене, становится ясно, что Астрид была в гораздо большем замешательстве из-за отношений с Райнхольдом, чем признавала позже. Блумберг, со своей стороны, был все так же влюблен и в 1927 году оплатил их совместную поездку к малышу, в том числе номер в копенгагенской гостинице и выходные в Линчёпинге. Лишь в марте 1928-го Астрид окончательно определилась и отказалась от отношений с отцом Лассе, сообщив, что их пути отныне расходятся навсегда. Уже летом 1927 года, когда завершился бракоразводный процесс и Блумберг сразу же принялся за ремонт и смену обстановки в доме на Сторгатан, Астрид сделала совсем не тонкий намек. Во время поездки в Стокгольм, где полный надежд Блумберг показывал Астрид проектные рисунки их нового дома, где должны были жить она, он и их многочисленное потомство, Астрид не дала отцу своего ребенка внятного ответа. Она попросила о передышке, намекнув, что на раздумья ей понадобится от полугода до года. Тут до пятидесятилетнего Блумберга начало доходить, что сражение проиграно. Но он неутомимо продолжал слать томные, полные штампов любовные письма своему «любимому, любимому очаровательному ангелочку», надеясь, что во время этой передышки Астрид «…в чудесных снах будет чувствовать близость своего нареченного». Так он писал ей 23 августа 1927 года.
