Вот этого конюх уже не видел. Он пятился от двери, забыв об осторожности и мечтая только выбраться отсюда живым. Ему казалось, что к паху привешен капкан с мягкими захватами, который понемногу выдавливает из него оставшуюся воду. Это было не очень больно, но опять-таки чрезвычайно унизительно для мужского достоинства.
Мирон не сдержался и заскулил, облегчая израненную душу. Странно, что его скулежа до сих пор никто не услышал. Во всяком случае, ни одного живого писателя в коридоре не было. Исключительно бюсты. Мирон бросился к лестнице, однако был вынужден остановиться, сделав всего лишь три шага. В очередной раз он почувствовал себя жестоко обманутым.
Чертов коридор – в нем было все дело! Дурацкая игра, но чья?! Это был уже не ТОТ коридор. Или НЕ СОВСЕМ ТОТ коридор. Кое-что изменилось. Вначале – самую малость. Затем изменения стали очевидными.
Бюсты, прежде стоявшие вдоль стен, теперь отодвигались от них, и проход быстро сужался. Раздавался непрерывный шорох, будто сотни мышей одновременно скребли когтями по дереву. Конюх отдал бы что угодно, лишь бы избежать встречи с бронзовыми истуканами на пути к лестнице, но с другой стороны коридор оканчивался тупиком, в котором не было даже окна. У Мирона не оставалось выбора. Ближайший болван выкатывался ему наперерез на своей тяжелой каменной подставке…
Конюх сорвался с места и побежал, продемонстрировав завидную стартовую скорость. Несмотря на шок и полное отсутствие мыслей, его восприятие жадно впитывало все детали происходящего, как свежая промокашка впитывает разлитые чернила. Он заметил, например, что надвигающаяся бронзовая рожа стала подвижной. Она ЖЕВАЛА. Между губами поблескивали металлические зубы. Бельма, затянутые зеленой патиной, поворачивались с тихим скрежетом, как шестеренки старых часов…
Мирон увернулся от первого монстра; едва не врезавшись головой в стену, обогнул второго и чудом избежал столкновения с двумя следующими. Окажись он между ними – и наверняка превратился бы в отбивную. Подставки с грохотом врезались друг в друга, посыпалась каменная крошка, а бюсты повалились на пол, проломив доски.
Бронзовые глотки издавали долгий разочарованный вой на одной ноте. Мирона этот сверхнизкий звук сводил с ума. Металлические зубы энергично стучали, как молоточки по наковальне. Конюх метался в полутьме и пытался пробиться к выходу, лавируя между бронзовыми уродами. Один из них, с литыми завитушками бакенбардов, многокилограммовой шевелюрой и сильно выдвинутыми вперед челюстями, укусил Мирона за плечо. Тот рванулся, оставив в зубах у чучела кусок своего мяса и клок рубашки.
Брызнула первая кровь. Боль обожгла, как электрический разряд. От нее потемнело в глазах и судорожно сократились мышцы…
Мирона спасло то, что он не рассуждал и не молился, а двигался. Игра называлась «Ну-ка, догони!». Если это и было наваждением, то оно не рассеялось, даже достигнув пика насыщенности.
* * *
…И вдруг коридор пыток закончился.
Резкий колеблющийся свет… Струя холодного воздуха… Ступеньки вместо жалобно визжащих досок…
В довершение всего конюх чуть было не сломал обе ноги. Он скатился по лестнице и промчался мимо очкарика, который уже пришел в себя и очумело вертел ушибленной головой. Вой, доносившийся сверху, не способствовал быстрому восстановлению интеллектуальной активности.
Мирон не помнил, как сбил с двери стальной засов. Снаружи конюха поджидала не менее враждебная тьма, но по крайней мере ему не угрожал ВИДИМЫЙ враг. И кто скажет, что было страшнее? Он не успел оценить, взвесить и сравнить глубину леденящего ужаса покинутости, испытанного им ДО и ПОСЛЕ того, как его занесло в проклятый дом.
Опять он бежал, будто безмозглая тварь, спасающаяся от лесного пожара. Мокрые штанины облепили ноги, однако это уже не имело значения. В ушах зло, по-разбойничьи свистел ветер. Пустая голова наполнялась погребальным звоном. Глаза слезились. Сопли, текущие из носа, попадали в рот… Целые кварталы промелькнули мимо – череда неузнаваемых жилищ, инопланетных пещер, муравьиных куч, заброшенных мавзолеев…
Постепенно все приняло привычный вид. Ничто не шелестело, не гудело, не стучало и не скреблось. Мирон снова поверил в свою счастливую звезду.
Он выскочил на перекресток. Справа падал свет из окон ганделика «Полная чарка». Все к лучшему. Мирон пришел к выводу, что после пережитого кошмара не мешало бы пропустить еще пару стаканчиков. И заодно сделать себе анестезию. Общую. Прокушенное плечо ныло нестерпимо. Рука распухла, но пальцы пока двигались. Может, этот бронзовый щелкунчик еще и заразный?! Вот смеху будет, когда кабацкая братва узнает! Лучше и не заикаться о том, что случилось – иначе заклюют. А ведьму посетить придется…
Он остановился и пошарил в карманах в поисках мелочи. Пусто. Если там что-то и было, то он все растерял во время своего панического бегства. «А, чтоб тебя!» – сказал Мирон в пространство и направился к двери кабака в надежде встретить кого-нибудь из приятелей.
Сделав всего лишь два шага, он споткнулся и упал. На сей раз ему не суждено было встать. Когда он попытался отжаться, кто-то наступил ему на шею. Мирон не успел возмутиться. Чужая нога вдавила его в грязь. Еще через секунду он почувствовал, что лезвие ножа воткнулось в горло сбоку.
Острый клинок, твердая рука, хорошо рассчитанное усилие… В результате русло кровостока наполнилось кровью. Мирон осознал, что дергаться не стоит, иначе ему вырежут гланды. Прямо тут и без наркоза. К этому моменту он уже окончательно протрезвел.
Раздался тихий свистящий голос, вызывающий почти такое же неприятное ощущение, как шнурки, продергиваемые сквозь уши. Голос спросил:
– Он один?
Мирон сразу догадался, о ком идет речь. Разговаривать ему было трудно. Языку стало тесно во рту. Поэтому конюх вытащил ладонь из грязи и показал два отставленных пальца. Вообще-то он не сумел разглядеть Марию в темной хате, но где еще могла быть эта потаскуха?!
Чужая рука схватила его за волосы и оторвала голову от земли. После этого Мирону перерезали горло – быстро, аккуратно и профессионально. Он не видел того, кто его убил. Костлявая так и осталась непостижимой и неузнанной.
12. «ОТДЫХАЙ, КРАСАВЧИК!»
Отправив быдло в загон, Валет запер дверь на засов и вернулся в уютную койку. Он продолжил прямо с того места, на котором его так невежливо прервали. Понадобилась всего пара минут, чтобы снова раскочегарить остывшую топку. Он подбросил немного угля. Поддал жару. А потом ему самому стало жарко.
* * *
К двум часам ночи Валет почувствовал себя опустошенным до крайности. Эта женщина с ее формами и талантами могла укачать троих таких, как он, и еще осталось бы кое-что для начинающих. Валет сел в кровати и принялся одеваться.
– Какого черта? – спросила Мария, закуривая. От нее редко уходили до утра.
– Время позднее. Мальчику пора бай-бай.
Она не обиделась. Ей и самой хотелось выспаться. Сегодня она уснет абсолютно трезвой – впервые за много-много дней. Бутыль с брагой нетронутая стояла под кроватью. Этот дерьмовый мир не так уж плох, если есть с кем разделить постель. И еще надежду.
