Книга Стоунхендж - Юрий Никитин

На площади перед церковью остались убитые. Уцелевшиепопятились в переулки, постреливали оттуда. На площади лежало бревно, бродиликони с опустевшими седлами, а из-за столба на помосте опасливо выглядывалаженщина.

Томас помахал ей дланью в железной рукавице.

— Леди, сброд разогнан. Я бы почел за великое счастьепроводить вас к вашему замку, но не могу оставить сэра калику. Он бывает такрассеян, так рассеян... Со святыми отшельниками это часто бывает. Вчера, кпримеру, он съел мой обед, стоило отвернуться... А потом и мою рукавицу.

Олег не улыбнулся, зеленые глаза были холодными инеподвижными, как у большой ящерицы. За церковью суетились, вытаскивали повозкуна огромных колесах, сделанных из сбитых вместе досок. На повозке высилсяогромный

сундук, укрытый мехами и пестрыми одеялами.

— Откупаться будут, — предположил Томас победно.

— Держи карман шире! Дадут, догонят и еще дадут!

Степняки торопливо стащили шкуры и одеяла. Сундук оказалсяклеткой из толстых железных прутьев. В углу лежала куча тряпья, но когда в нееткнули тупым концом копья, тряпье зашевелилось. Половцы разбежались как курыпри виде лисы. В клетке поднялся мощный мужик, приземистый, поперек себя шире,с головой, как пивной котел, грудью навыкате. Руки свисали ниже колен. Ветердонес сильный запах давно немытого тела, но в знакомом запахе было и такое,отчего у Томаса волосы встали дыбом. Это было нечто звериное. Нет, хуже, чемзвериное!

Степняки поспешно накрывали головы полами халатов, авсадники напялили мохнатые шапки по самые уши.

— Что это они? — удивился Томас.

— Сам впервые вижу...

— Слава Богу, — перекрестился Томас. — Я ужбоялся, что ты все на свете видел и везде побывал.

— Завидно?

— Убивать таких пора.

Мужик в клетке оглядел всех злыми глазами, зевнул и сноваопустился на грязную подстилку. Всадник закричал тонким сорванным голосом. Одиниз половцев подобрал брошенное копье, подбежал и ткнул мужика уже острием. Тотрыкнул, бросился на прутья. Клетка затряслась, запах вонючего пота стал мощнее.Половец указал на Томаса и Олега, что-то прокричал.

— Никак, драться выйдет? — забеспокоилсяТомас. — Сэр калика, теперь драться тебе. Я не снесу позора, чтобысупротив меня мужика выставили!

— Ты ж только что перебил дюжину!

— То в общем бою, а это поединок!

Половцы снова разбежались, а пленник внезапно сунул четырепальца в рот, оказавшийся широким, как у жабы, засвистел мощно и страшно. УТомаса и Олега заломило в ушах. Свист нарастал, в нем появились переливы, словноогромный соловей со скалу размером старался перекричать соседа. Или увиделвкусного червяка, толстого и длинного, как уж. Конь под Томасом прядал ушами,пятился. Томас удерживал железной рукой, но у самого сердце замерло, а вместожаркой крови словно кто налил холодной ртути.

Конь под Олегом пятился тоже, пока не уперся в стену. Номощная ладонь свиста давила еще, бедное животное задрожало, колени началиподгибаться. Олег с трудом удерживал лук, а стрела на тетиве плясала, острыйконец смотрел то в землю, то в небо,

Поднялись пыль, пепел, закружились. Половцы попадали, головыукрыли халатами, всадники скрылись за церковью. Затрещала крыша на ближайшемтереме, конец обломился, его унесло, будто могучим ветром. Деревянные дощечкичерепицы, гонта, посыпались, как орехи, рассыпались без стука: все заглушалпронзительный свист.

— Что делать? — заорал Томас, покраснев отнатуги. — У меня скоро доспех рассыплется, как из сухой глины!

Олег прокричал в ответ, с трудом перекрывая свист:

— Боишься?

— Это же мужик! Я покрою себя позором!

— Это чудовище!

— Чудовищный простолюдин тоже простолюдин.

Богатырь свистел не умолкая. Олег все ждал, когда онумолкнет на миг, чтобы набрать воздуха.

— Когда же умолкнет хоть на миг! — закричал Томастревожно. — Должен же воздух набрать! Воздух набираешь ртом, авыпускаешь... выпускаешь сзади. А у него все наоборот!

— Странные вещи узнаю о своем друге, — изумилсяОлег. — Я, к примеру, и набираю и выпускаю одним местом. И даже не ртом,как-то неловко даже увидеть рыцаря с раскрытым, как у простолюдина, ртом...Даже у твоего коня есть ноздри...

Томас покраснел, даже перья на плюмаже встопорщились. Всмущении и ярости сорвал с седельного крюка боевой рыцарский топор, размахнулсятак широко и мощно, что раздался свист рассекаемого воздуха, а затем и трескдеревянных брусьев. Клетка содрогнулась, полетели щепки и обломки дерева. Свистоборвался, словно обрубленный острым лезвием.

В мертвой тишине всхрапывали кони. Томас улыбнулся широко исветло, повернулся к деревянному столбу. Женщина покачала головой и махнула емув сторону клетки. Томас поклонился и величаво развернулся к поверженномупротивнику.

В клетке зияла дыра. Обломки брусьев торчали, как сломанныемощным ударом зубы. Чудовищный Свистун медленно поднимался с охапки гнилойсоломы и тряпок, по перекошенному лицу текла кровь. Он сплюнул красным,погрозил немытым кулаком размером с половецкую голову.

— Ну погоди же!.. Я злопамятный!

— Дурак, — сказал Томас благожелательно, —уходи, ежели зад пролезет!

Свистун поспешно протиснулся, обдирая живот и локти.Стражники поспешно поднялись, бросились с саблями и пиками. Свистун оскалилстрашно зубы, перекосился, зашипел, как разъяренный кот. Свиста не получилось,топор даже на излете сумел своротить челюсть, но все равно половцы в страхе попадалии закрыли головы халатами.

Свистун в несколько огромных прыжков, невероятных для такогогрузного существа, домчался до городской стены, вскарабкался, на самом верхуоборотился, еще раз погрозил огромным грязным кулаком, уже всем сразу, и исчез.

Половцы поднимались, растерянно поглядывали на хана. На ихлицах были стыд и решимость, в руках вместо луков появились арканы и багры.

— Дело худо, — сказал Олег тревожно. — Надоуходить.

— И недодраться?

— У нас много дел, — сухо напомнил Олег.

— Ах, да... А ежели догонят?

— Догонят — разберемся. А если опоздаешь, то Крижана нетолько замуж выйдет, но и родить успеет.

Томас заскрежетал зубами. Конь под ним всхрапнул,подобрался. Олег ожидал, что рыцарь сорвется с места в галоп и помчится так досамого Лондона, однако Томас рысью подъехал к столбу, протянул руку: