– Что… – выдохнула Вера, не в силах выдать вопросительную интонацию или хотя бы произнести второе, полагающееся в этих случаях слово «случилось».
Андрей даже не бросил, а как-то уронил на пол свой щегольской портфель, быстрым шагом прошел в кухню, сел на табуретку и уставился на жену непонятным взглядом, которой тем не менее пробрал Веру до костей. Она съежилась внутри нарядного халатика из цветастого шелка и еще тише проговорила:
– Что…
– Я сейчас видел Тасю, – сказал Андрей бесцветным незнакомым голосом.
– Пьяную? – заплетающимся языком спросила Вера первое, что пришло на ум.
Андрей отрицательно покачал головой.
– Что… наркотики… да… говори… не жалей меня…
– Как я мог на улице увидеть наркотики? Они ж… наркоманы эти… не прилюдно колются…
– А что тогда… – Вера совсем потерялась.
– Я видел ее в обнимку с девчонкой… – проговорил муж, достал из пачки сигарету и щелкнул зажигалкой, хотя никогда до этого дома не курил.
– С девчонкой… – эхом повторила Вера без всякого выражения.
– Да, и они… черт… – Андрей сунул в рот сигарету горящим концом, вытащил, затушил ее, все еще тлеющую, прямо о столешницу и продолжил кривящимся ртом: – В общем, они целовались…
Поскольку Вера непонимающе молчала, он вынужден был дать пояснения:
– Понимаешь ты, они не просто целовались! Взасос! А та девка… которая другая… она прямо-таки… как мужик… ощупывала тело нашей дочери… ну… там… ты понимаешь где…
– Нет, я ничего не понимаю… – проговорила Вера еле слышно, потом вдруг собралась и выдала с интонацией, с которой отчитывала в университете нерадивых студентов: – Что за ерунду ты мелешь?! Как наркоманы не колются на улицах, так и эти… как их… ну ты тоже понимаешь… они же не в толпе этим занимаются…
– Да, не в толпе… – согласился муж, – но иногда, видимо, на… этом… как его… на пленэре. Понимаешь, у меня сегодня был тяжелый вечер. Выжатый как лимон, я вышел из машины и решил перекурить возле ограды детского сада во дворе. Невинное желание… детишек там уже нет, поздно… От ветерка спрятался за дерево, прикуриваю и вижу… В общем, там домик такой дощатый… синий… с петушком наверху… ну… ты знаешь…
– Да не томи ты, Андрей, с этими петушками!
– Да, петушки тут, конечно, ни при чем… Так вот: к этим синим досочкам и прижимали нашу девочку…
– Может, парень?
– Вера! – взревел Андрей. – У меня со зрением все в порядке! И ночи нынче белые стоят! У этой девки – грива до пояса!
– Сейчас и у юношей могут быть длинные волосы! – продолжала хвататься за соломинку Вера, пытаясь подавить мужа хорошо поставленным преподавательским голосом с железными интонациями.
Андрей как-то деревянно расхохотался и ответил:
– Такой длины волосы могут носить только мальчики по вызову, но они вряд ли стали бы тусоваться в детских садиках. Они слишком дороги, эти мальчики!
– То есть ты хочешь сказать… – Вера перестала интонировать, как на лекции. Голос сам собой снизился до шершавого шепота.
Муж, не отвечая, вытащил новую сигарету и закурил. Вера дрожащими пальцами вытащила из его пачки сигарету и себе. Если не считать ту сигарету, что она попробовала после встречи с Серебровским, она не курила со студенческих времен, но сейчас, похоже, был как раз тот случай, когда стоило начать снова и по-настоящему, чтобы хоть как-то успокоиться. Андрей, который презирал курящих женщин, сам поднес к Вериной сигарете зажигалку. Она прикурила, от души затянувшись. Ее тут же опять слегка повело, но это почему-то показалось ей самым подходящим состоянием для того, чтобы услышать то, что она предпочла бы никогда не знать.
– Да, я как раз собирался сказать, что Таська… не в порядке. Но я надеюсь, что все не так далеко зашло и можно еще как-то переломить ситуацию.
– И как ты собираешься ее перера… пелера… – Вера поняла, что от волнения и легкого сигаретного опьянения так и не сможет произнести правильно это слово, а потому замолчала.
– Не знаю… Хотя я почти уверен, что не ошибаюсь, все же надо удостовериться в этом на все сто, а то можно вообще потерять дочку…
Веру передернуло. Она боялась, что слово «удостовериться» тоже не сможет сейчас выговорить правильно, а потому выдала фразу попроще:
– Надеюсь, ты не станешь расспрашивать Таську в лоб, когда она вернется?
Андрей затушил сигарету и ответил:
– Нет, конечно. Надо узнать внешние отличительные признаки… ну этих… Они же как-то узнают себе подобных. Не к каждой же можно подойти с такими предложениями.
– Ты имеешь в виду лесбиянок? – Вера решила произнести вслух то, что муж старался не называть словом. И это слово произнеслось без ошибок.
Андрей скуксился на своей табуретке и посмотрел на Веру таким затравленным взглядом, которого она никогда не видела у своего мужа, уверенного мужчины и адвоката, который набирал силу. Она невесело усмехнулась и продолжила:
– Внешние признаки – не главное! Люди ведь без всякой атрибутики понимают, что нравятся друг другу. А любовь с первого взгляда – это вообще выстрел в сердце. Но у лесбиянок… – Вера намеренно опять произнесла это слово, к которому, похоже, на какое-то время надо привыкнуть, – разумеется, есть свои, как сейчас говорят, фишки. Чего я только не видела в университете. Таська явно не буч…
– Не… что? – Андрей подался к ней всем телом, чуть не соскользнув при этом с табуретки.
– Не буч! Бучи – это те лесбиянки, которые изображают мужчин. Они и выглядят соответственно: короткие стрижки, мужская одежда. Поведение тоже соответствующее: эдакий свой парень…
– Но тогда и эта девка… с длинными волосами тоже не этот, как ты говоришь, буч… А разве та, у которой женская роль, может и не с этим… вот ведь мерзостное слово… ну… и не с бучем…
– Я тебе, Андрюша, не тематический справочник! – отмахнулась от него Вера. – Так только… Профессия заставляет хоть как-то ориентироваться среди современной молодежи. Понимаешь, у них там есть еще и дайки. Дайк – это нечто среднее между дамой-буч и той, которую называют фэм. Надеюсь, это определение тебе понятно?
– Да уж…
– Из того, что еще знаю: у лесбиянок чаще всего ногти острижены под самый корень. Хотя… у пианисток, например, тоже…
– А какие ногти у Таськи? Я никогда не обращал внимания…
Вера видела, что муж близок чуть ли к апоплексическому удару. Его лицо неприятно покраснело, на лбу и висках выступили горошинки пота. Но щадить его она не собиралась, как не собиралась жалеть и себя. Надо было проговорить все, чтобы как-то определиться с дальнейшими действиями.
– Ногти у Таськи средние, – сказала она. – У нее ногтевое ложе само по себе такое длинное, что она никогда ногти специально не отращивала – и так красиво. Еще, лесбиянки часто носят одну серьгу в правом ухе, но наша дочь вообще ходит без серег, хотя дырки в свое время прокалывали, и несколько пар сережек у нее есть. Это я тебе сообщаю на тот случай, если ты и это не помнишь. Она вообще не любит украшений, а потому и колец на ней нет, которые можно было бы надеть на большой палец.
