В это время кассирша меняла ленту в кассовом аппарате. Вдруг она вскрикнула и схватилась за окровавленный палец, порезанный тонким краем бумаги.
Прю любила полумрак. За исключением редких вторжений нечисти и других неприятных случаев, комната, где она работала, была полностью изолирована от окружающего мира. Даже Пайпер и Фиби, бесцеремонно врывавшиеся за чем-нибудь в ванную или спальню — позаимствовать что-нибудь из одежды, в отношении личных владений сестры беспрекословно соблюдали написанный закон "не входить". Дело было даже не в засвеченной пленке или испорченных фотографиях. Просто они уважали ее право на частное пространство.
"Получилось очень удачно", — думала Прю, просматривая негативы, прищепленные над лотком с проявителем. Творческая натура, за годы работы она не раз позволяла себе рискованные вольности. Фотографирование всегда было ее страстью, и открывающиеся карьерные перспективы манили и одновременно пугали ее.
— Как будто мне больше нечего бояться, — пробормотала Прю, проявляя последнюю партию негативов с физиономией кандидата в конгрессмены. Будучи ведьмой, она вряд ли когда-нибудь сможет изжить в себе неуверенность и страх, которые, вероятно, будут преследовать ее до самой смерти, зато с каждым успешно выполненным проектом для журнала она постепенно избавлялась от комплексов и опасений, связанных с ее новой профессией. Променять стабильно оплачиваемую работу на случайный заработок было нелегко. Однако именно Прю, пользовавшейся расположением главного редактора журнала, было поручено снять Тремэйна, что могло стать ее звездным часом.
Джил и Тремэйну снимки понравятся — в этом Прю нисколько не сомневалась. Удачное освещение и правильно выбранный ракурс смягчили резкие контуры лица Тремэйна, сгладили возрастные дефекты кожи — это должно польстить его самолюбию. На только что отпечатанном снимке ей удалось запечатлеть Тремэйна в тот момент, когда он восхищался каменной фигуркой. Трепетное выражение лица, живой взгляд создавали ощущение искренности, не свойственной натуре Тремэйна. Если бы Прю ничего не знала об этом человеке и его политических взглядах, увидев эту фотографию на страницах какого-нибудь журнала, она бы без колебаний решила за него голосовать.
— К сожалению, мистер Тремэйн, у вас нет никаких шансов, — вздохнула Прю, обращаясь к портрету кандидата. — Ни на выборах, ни в сердечных делах. Никаких.
Вдруг она нахмурилась. Внимание ее привлекла одна маленькая деталь, не заметная с первого взгляда: микроскопическая светло-серая крапинка на глазу каменной фигурки. Прю это не понравилось: на фотографии не должно быть ни единого изъяна. Приподнятое настроение мгновенно испортилось. Она поспешно проявила оставшиеся три негатива и едва не заплакала от досады: на каждом последующем снимке пятнышко увеличивалось, а на последнем вообще напоминало крохотное облачко дыма.
"Дефект пленки?" — гадала Прю, разглядывая последние кадры. До сих пор у нее никогда не возникало претензий к качеству профессиональной фотопленки, но это не исключало вероятности заводского брака. Тем более что в ее жизни происходило столько действительно невероятного, что она уже давно перестала чему-либо удивляться.
Когда она заканчивала съемку, Тремэйн говорил о Ноэле Джефферсоне, и в эти несколько секунд на его лице сменилось множество эмоций, отразившихся на фотографиях: восхищение каменной статуэткой, гордость, недовольство, решимость, гаев, наконец, печальная задумчивость.
"Нет, это не печаль", — подумала Прю, воскрешая в памяти детали встречи с Тремэйном. На последнем кадре кандидат на долю секунды едва не потерял сознание. Он, конечно, поспешил уверить ее, что это мелочь, не стоящая внимания. Однако на собственном горьком опыте она уже не раз убеждалась, насколько опасно иногда игнорировать подобные "мелочи".
Прю, терзаемая смутной тревогой, принялась рассматривать пятнышко на фотографиях. На всех снимках серая тень располагалась на одном и том же месте, что в принципе не опровергало версии о дефектной пленке, но, с другой стороны, ровным счетом ничего не доказывало.
Прю подавила раздраженный вздох. Брак на пленке был самым логичным и приемлемым объяснением, однако внутренний голос твердил ей, что причина не в этом. А может, подвела линза? Не давала покоя еще одна гипотеза: в кадр попало нечто сверхъестественное.
— Мистика какая-то, — вслух сказала Прю. Глупо, конечно, всегда подозревать худшее, но лучше лишний раз убедиться в своей ошибке или правоте. Она была осторожнее и предусмотрительнее сестер, и это не однажды выручало всех троих в минуту опасности. — Эти леопардовые пятна теперь уже не вывести.
Прю, желая проверить свою догадку, достала из стола лупу и снова принялась изучать дефекты на фотографиях. Вроде бы ничего особенного. Она пошла уже по второму кругу, когда обнаружила одну весьма любопытную деталь: во всех четырех кадрах Тремэйн слегка менял положение. Так, на одном снимке голова его была чуть больше наклонена вбок, чем на другом, а рука, сжимающая каменную фигурку, располагалась немного выше. Однако серое пятнышко, принимая продолговатую форму, разрасталось из одной и той же точки на круглом глазу статуэтки.
Прю, заинтригованная, отложила лупу и сняла рабочий фартук. Она не верила в случайные совпадения, тем не менее это не заставило ее окончательно усомниться в первоначальной, более реалистичной версии. "И все же не помешает над этим как следует поразмыслить", — решила она.
Включив на кухне чайник, Прю направилась в гостиную за сумкой и фотокамерой. Достав одну из купленных в той же партии пленок, она зарядила камеру. Конечно, этот эксперимент не даст стопроцентной уверенности в причине появления пятнышек на фотоснимках, но зато можно будет точно выяснить, в линзах ли дело.
Вернувшись в гостиную с чашкой чая, она раздвинула шторы на окнах, чтобы воссоздать освещение в библиотеке Тремэйна, и, взяв камеру, принялась фотографировать фамильную мебель.
Глава 5
Пайпер припарковала машину у маленького продуктового магазинчика и, заглушив двигатель, распахнула дверцу. Увидев, что Фиби тоже потянулась к ручке, она остановила ее:
— Подожди…
— Чего? — Фиби моргнула, озадаченная тоном сестры. — Что-нибудь не так?
— Давай признавайся.
Скрестив руки на груди, Пайпер воззрилась на Фиби испытующим взглядом. Эта непоседа, которая обычно доводила ее до отчаяния своей болтовней, не произнесла ни единого слова с тех пор, как они вышли из супермаркета.
— Признаваться в чем? — нахмурилась Фиби. — И хватит на меня смотреть бабушкиным взглядом, а то я чувствую себя пятилетним ребенком.
— Извини.
Пайпер постаралась смягчить выражение глаз.
Она в свое время тоже опасалась всевидящего бабушкиного ока. В детстве она свято верила, что в бабушке живет мистический дух, который шпионит за всеми, а потом докладывает ей о каждом их шаге. Только когда стала старше, она поняла, что ее и сестер всегда выдавал виноватый вид.
