– Вы просто не хотите меня выслушать!
– Не хочу.
– Я… я имею в виду себя, Джеральдину Корнфельд. Я не знала, что Александр умер.
– Джеральдина Корнфельд и не могла это знать.
– Почему же? Ведь Каролина моя подруга.
Если бы ей это стало известно, она бы мне сказала.
– И что Александр болен, ты тоже, конечно, не знала! Тяжело болен, так болен, что написал тебе письмо, где умолял приехать повидаться с ним напоследок!
– Нет!
Джеральдина не могла в это поверить. Каролина не говорила, что бывший муж ей писал. Напротив, из ее слов складывалось впечатление, что он прекрасно живет на континенте, наслаждаясь сменой обстановки и теплым климатом и не вспоминая о прошлом.
– Когда… когда это было?
– На Рождество, – хмуро ответил Бенджамен. – Ровно за три месяца до того, как он умер… как покончил с собой!
– Нет!
– Да.
Он был неумолим, и постепенно, по мере того как менялся тон разговора, черты его лица опять стали жесткими и суровыми.
– Ты ведь знаешь, у него была наследственная болезнь. От нее умерла его мать, и он рано или поздно тоже умер бы от нее.
– Значит…
– Молчи! – грубо приказал Бенджамен. – Я отлично знаю, что ты скажешь. Но для тех, кто любил его, его смерть – трагедия, страшная трагедия, которая не должна была так скоро случиться. Если бы ты ответила ему, если бы приехала повидаться с ним, показала бы, что в тебе есть хоть капля милосердия, то, может…
У Джеральдины на все это был лишь один ответ: она не Каролина и поэтому ничего не знала. Если бы знала, то убедила бы подругу поехать к человеку, благодаря которому дочь рядового банковского клерка вышла в свет, обрела возможность играть на сцене, стала в конце концов богатой женщиной!
Взяв в руки вилку, Джеральдина принялась рассеянно ковырять пиццу – теперь сама мысль о еде казалась абсурдной. Подняв глаза, полные слез, она спросила:
– Но… раз Каролина не приехала… повидаться с Александром, как вы могли рассчитывать на то, что она приедет сюда?
– Но ведь ты приехала, – ответил он с холодной усмешкой, и она поспешила опустить глаза, чтобы скрыть тревогу во взгляде.
Бенджамен Маккеллэни потянулся за бутылкой вина и, не обращая ни малейшего внимания на возражения Джеральдины, наполнил оба бокала.
– Выпей, – сказал он с угрозой. – Тебе это не повредит.
Джеральдина покачала головой.
– Что… что вы собираетесь со мной делать? – Она помолчала. – У вас, я полагаю, есть какой-то план действий.
– Разумеется. – Бенджамен зло усмехнулся. – Хотя, должен признаться, ты меня несколько разочаровываешь.
– Я… вас разочаровываю?
– Именно так. – Уже стало совсем темно, и при свете лампы черты его лица казались зловещими. – Женщина, которую описал мне Александр, была несколько другой.
Джеральдина затаила дыхание.
– Другой? Какой же?
Бенджамен нахмурился.
– Ты… мягче. Я представлял себе деловую женщину без сантиментов, а ты кажешься… нежной, даже хрупкой. Это игра? Может, именно такой и видел тебя Александр? Нежной, хрупкой… Бархатная перчатка, которая скрывает железные коготки?
Джеральдина расправила плечи.
– Если я совсем другая, почему вы не верите, что я не Каролина?
– О… – Бенджамен откинулся на спинку стула, поднес бокал к узким губам, – я могу ошибаться. Я не раз ошибался. Но думаю, сейчас я прав. По-моему, ты очень… коварная и очень умная женщина. Но меня тебе не удастся провести. Я не Александр.
– Итак… – голос Джеральдины слегка дрогнул, – вернемся к тому, с чего начали. Что вы собираетесь со мной делать?
– Ну что же, – он поставил бокал и наклонился вперед, упершись локтями по обе стороны тарелки, – буду откровенен. Сначала я хотел убить тебя. Но когда ты уже была у меня в руках, я… Ну, в общем, будем считать, что ты превосходно выбрала момент.
– Я… момент?
– Ну, когда упала в обморок. – Бенджамен облизнул нижнюю губу. – Да, это было достойно настоящей профессионалки. О таких хитростях, верно, книги пишут.
Боже, история повторяется! Ричард тоже обвинил ее в симуляции, вернее, приписал ее действительную болезнь изворотливой преступнице! Какая несправедливость!
Джеральдина понимала: отрицать то, что она разыграла обморок, бесполезно. Если бы она попыталась это сделать, ей бы пришлось говорить о вещах, затрагивать которые почему-то не хотелось. Конечно, это было безумие, но во всем происходящем ощущалось что-то запретное… и волнующее. И хотя она знала, что мать – упокой, Господи, ее душу! – пришла бы в ужас от ее безрассудного поведения, Джеральдина первый раз в жизни чувствовала, что действительно живет! Даже с Ричардом Слейтером она не испытывала ничего подобного.
– Вы… вы говорите, что хотели меня убить? – выдохнула она еле слышно.
– Тебя это удивляет? – спросил Бенджамен, опустив глаза. – Из-за тебя мой брат жил как в аду.
– Мне жаль.
– Тебе жаль! – бросил он ей. – Думаешь, мне от этого легче? Ей, видите ли, жаль! Господи, ну просто сама невинность, а ведь у тебя на совести смерть человека, и, кто знает, может, он не последняя жертва.
Джеральдина недоуменно сдвинула брови.
– Я… я вас не понимаю.
– Ах не понимаешь? – ухмыльнулся Бенджамен. – Как думаешь, зачем я тебя сюда вызвал? Во всяком случае, не на дружескую вечеринку! Я хотел, чтобы ты заплатила – так или иначе – за то, что сделала брату.
– Так или иначе? – повторила она.
– Да. – Он откинулся так, что стул встал на две ножки. – Или ты умрешь, или будешь осуждена за убийство. Я никак не могу решить, что доставит мне больше удовольствия.
Джеральдина чуть не задохнулась.
– Да вы просто сумасшедший! – Игра зашла слишком далеко. – Говорю вам: я не Каролина!
Бенджамен Маккеллэни пожал плечами, и стул с грохотом опустился на четыре ножки.
– Впрочем, торопиться некуда. У нас масса времени.
– Масса времени? – Джеральдина смотрела на него не отрываясь. – Что вы хотите этим сказать?
– Только то, что сказал. Никто никуда, не едет. Ни я, ни ты.
3
Джеральдина сидела в библиотеке перед ярко горящим камином с бокалом бренди в руках. Хотя она редко пила вино, а бренди тем более, девушка с удовольствием ощущала, как по телу разливается живительный огонь.
Однако это никоим образом не облегчало ее затруднительного положения. Бенджамен вряд ли откликнется на любую ее просьбу, разве что ей придется рассказать о своей болезни. И он наверняка отключил телефон. Входная дверь заперта.