Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
«Дойти до спальни. Только бы дойти до спальни», – думал Фаберже, поднимаясь по винтовой лестнице, ведущей из кабинета прямо в расположенную этажом выше над мастерской квартиру.
Предвкушая, как снимет жилет, сорочку и панталоны, а потом растянется на постели, Карл миновал гостиную. Дверь комнаты матушки вдруг отворилась. Наверное, мать, заслышав его шаги, заторопилась навстречу.
– Маменька, я с ног валюсь от усталости. Потом поговорим, – простонал он, с неудовольствием замечая упрямую решительную морщинку на матушкином лбу.
– Сейчас. Мы поговорим именно сейчас. – Маменька спешно схватила его за руку. – И безотлагательно! Я не вижу тебя неделями.
Опустившись на кресло, Карл вяло кивал. Да, нельзя так много работать. Конечно, он обязательно нанесет визиты родственникам. И сделает побыстрее заказанный друзьями маменьки обеденный сервиз.
– А теперь, сын, самое главное, – в голосе матушки зазвучали стальные нотки. – Тебе уже двадцать восемь лет. Пора уже и остепениться. Есть у меня на примете одна девица, дочь служащего Императорских мебельных мастерских. Чем не жена тебе!
Его даже не столько поразило, что маменька заговорила о женитьбе. Но – двадцать восемь?! Как двадцать восемь, почему уже столько, ведь совсем недавно вроде бы было двадцать шесть, и он возглавил дело отца. Целых два года, что ли, пронеслись как одно мгновение?!
– Ее зовут Августа, она хороша собой, с превосходными манерами, – продолжала тем временем маменька.
Если бы ему предложили взять в жены даже пять Август – он бы согласился не раздумывая.
Пообещал все, что угодно. Лишь бы скорее добраться до постели…
* * *
Зачем двадцатилетней девчонке-актрисе любовник-следователь, который к тому же почти вдвое старше ее? Зачем она ему – это понятно. Ослепительная молодость, красота, фонтан энергии – отдушина и от тяжелой работы, и от вечно всем недовольной жены. Но Инга… В чем ее интерес? Раньше – понятно. Девочка хотела получить информацию по находящемуся в производстве уголовному делу, ради чего вырядилась в микроскопические шорты и бесстрашно шагнула под колеса «Жигулей». А потом еще терроризировала эсэмэсками. Не понимая, что можно и не прикладывать так много усилий, что двадцать лет – не паутина, из которой легко вырваться, а надежный капкан, западня.[22]
Однако теперь… Уже полгода Инга радостно встречает его в своей квартире, готовит ужин, целует, устраивает стриптиз. Ох, чего она только не устраивает! Но зачем?! «Люблю» – вот ее обычный ответ. Или как вариант: «Ну и дурак ты, Седов!» Не-е-ет! Он, может, и дурак, но не до такой степени, чтобы не понимать: такие, как Инга, должны любить себе подобных – молодых и красивых. В крайнем случае – режиссеров, продюсеров, и кто там еще из начальников в киношном мире имеется. Ну или богатых поклонников, для которых любой каприз – не проблема. Хочешь тебе ресторан, хочешь море или дорогие подарки – всегда пожалуйста. Однако какой толк от немолодого, толстого, уже даже сто лет в кино не выбиравшегося следователя?! Три подвявшие, как он сам, розочки на 8 Марта?! Сомнительное удовольствие. А у девочки карьера в гору идет. Личико-то симпатичное, фигурка ладная – ее еще на подготовительных курсах заметили, в рекламе вовсю снимали. Едва поступила на вожделенное свое актерское отделение – а уже как большая, в сериале сыграла. Дай бог, как говорится. Но вот только зачем она с ним?..
Вздохнув, Володя затушил сигарету, опустил подушку и забрался под одеяло. Инга пошевелилась, устраиваясь поудобнее, и сквозь сон пробормотала:
– Люблю тебя.
«С ума сошла, – испугался Седов. Под теплым одеялом, рядом с молодой красивой девушкой отчего-то вдруг мороз прошел по коже. – Что значит „люблю“? А если она заговорит о свадьбе? Я к этому не готов! Развод с женой исключается. С Людой мы уже давно друг друга страстно ненавидим. Но есть же сын, Санька, и он совсем маленький».
– Люблю, – снова прошептала Инга и улыбнулась.
– А кого ты еще любишь? – с неожиданной для самого себя ревностью поинтересовался Седов.
Сонный нежный голос доверчиво продолжил:
– Маму, папу и еще…
Володе послышалось «и еще Колика».
«Отлично, – он саркастически усмехнулся. – У нее есть какой-то Колик. Бывшего мужа зовут Сашей. А теперь появился некто Коля, значит. И что это за Колик? Ага, она, получается, день со мной, день с ним?! И при этом говорит, что любит. Да уж, по поводу верности подрастающее поколение не заморачивается совершенно».
Володя невольно скрипнул зубами, потер занывшую грудь. Мучительно сильно захотелось нарушить статью 105 Уголовного кодекса и кого-нибудь придушить.
Ингу? Хахаля ее? Обоих?
– Колик хороший. Он пушистый. Только не всегда писает в туалет, а мне убирай… – продолжила бормотать Инга.
«Колик», черный и упитанный, словно подслушивал. Протяжно мяукнув, материализовался в слабо освещенной спальне. Бесцеремонно прыгнул на постель, свернулся клубком и довольно заурчал. А еще, демонстрируя высшую степень наслаждения, запустил острые когти в одеяло.
Вот оно что. Не Колик. Котик. Черныш ее вредный, гадящий в печали где ни попадя. Котик. Какое счастье!
Володя обнял Ингу, зарылся лицом в ее длинные русые волосы. Они пахли розой и лимоном. Ингин запах, аромат молодости…
Желание вернуться в свою молодость, в свои двадцать лет нахлынуло такое сильное, что Седов едва не застонал.
Ему тоже было двадцать. Золотое время, редкая безмозглость, полная слепота. Заканчивает юрфак, мечтает работать следователем. Не в МВД, а именно в прокуратуре, там дела посерьезней, преступники поковарнее. Конечно, конечно. Своих мозгов нет, уставшие следователи с потухшими глазами кажутся не опытными советчиками, а полными идиотами. Вот придет он – и любимый город сразу сможет спать спокойно.
К тридцати с хвостиком однокурсники забираются на высокие должности. Ну и пусть, ради бога! Он же работать пришел, а не задницы кому нужно вылизывать. Преступник должен сидеть в тюрьме. Вот что важно, а не какие-то там должности, кресла, кабинеты. Убийцам место за решеткой. Это все еще кажется таким верным и очевидным!
А лет после тридцати пяти наступило отрезвление, болезненное и внезапное. Происходи все это постепенно – может, был бы шанс адаптироваться, осмыслить или хотя бы привыкнуть. А так – хоть в петлю…
Появившийся жизненный и профессиональный опыт позволяет делать выводы. Даже если времени нет на мысли, не касающиеся находящихся в производстве уголовных дел. Даже если по сторонам вообще не смотришь, не паришься, кто на какой машине приехал, кто где отдыхает. Но мозг включается самостоятельно, автоматически. И все становится предельно ясно и понятно.
Господи, какая же гнилая система! Гнилая. Но не обвалится. Уж где-где, а в родных пенатах про откаты всем все известно. Взятки вообще трудно доказуемы, а уж тут схемы идеальны, комар носа не подточит. И – самое ужасное – доказывать некому, конструкция-то одна, наверху то же самое, что и внизу, – гниль и болото. Но при этом система устойчива до вечной зубной боли и относительно совершенна. Сколько «оборотней в погонах» из МВД вычистили? Много. А из прокуратуры? Раз-два и обчелся.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
