В первый момент девушка как будто не хотела показывать Банксу свои работы. Он лишь мельком увидел рисунок, и она сразу прижала альбом к груди. Их глаза встретились, и Банкс понял, что в этом нет позерства. Они долго смотрели друг на друга. Ему показалось, что девушка собирается заговорить, но этого не произошло. Она вдруг молча отдала ему альбом.
Лес пронизывало солнце. Она наблюдала, как он берет ее альбом, листает, внимательно рассматривая каждый рисунок, с искренним интересом, и внутри у нее все трепетало. Короткий жизненный опыт ничего не мог подсказать ей, объяснить ее чувства, и она, потрясенная, стояла и мысленно повторяла: «Боже, помоги мне запомнить этот миг. Навсегда, навсегда». Это была первая молитва, которую она произнесла после несчастья с отцом не в его здравие.
Потом они каждый день встречались, без предварительной договоренности, на поляне. Банкс рассматривал ее альбом страницу за страницей, размышляя о природе и особенностях каждого растения. Он наслаждался обществом девушки, хотя тишина в лесу как будто не располагала к тому, чтобы на секунду остановиться и вникнуть в скрытый смысл этого наслаждения.
Вскоре он удостоился чести наблюдать, как она рисует. Это произошло не сразу. Вначале девушка возражала — Банкс ведь даже не представлял, насколько ей это трудно, — и когда согласилась и начала рисовать, то поначалу ощущала, словно с нее сняли одежду. Движения были скованные и неуверенные. Но постепенно она успокоилась и через некоторое время даже не осознавала его присутствия. Банкс наблюдал за сосредоточенными морщинками, возникшими на ее лбу, удивляясь, что раньше считал ее вполне заурядной девушкой. Осмелился заговорить, лишь когда рисунок был на две трети готов:
— У вас дар. Редкое мастерство, какого я еще ни у кого не встречал.
Она повернулась к нему:
— Когда я рисую, то забываю обо всем. Единственное, что для меня существует, — это мой рисунок.
— Господь наделил вас особым талантом. Жаль, что вы не можете путешествовать по миру, рисовать растения в тропиках. Представляю: немыслимая жара, влажность, а вы сидите спокойная, сосредоточились настолько, что вас не заботит проползающая у самых ног змея или крадущийся мимо тигр.
Банкс рассмеялся. Девушка улыбнулась, хотя после этих слов узилище, державшее ее взаперти, показалось теснее.
Шли дни, и постепенно их общение все больше окрашивалось грустью. Однажды, за неделю до его отбытия в Лондон, мимо пропорхнула маленькая лесная птичка, едва не задев крылышком рукав ее платья. Она подняла голову:
— Скоро вы будете любоваться другими птицами, причудливой формы и с ярким оперением.
Серьезность тона девушки его удивила, но затем он проникся значением этих слов и с улыбкой встретил ее взгляд. Через какое-то время, как обычно, Банкс распрощался и пошел. Неожиданно девушка окликнула его. Впервые.
— Мистер Банкс!
Он обернулся.
— Мистер Банкс, я бы хотела поблагодарить вас за доброту, какую вы проявили ко мне в эти дни.
Он покачал головой:
— Напротив, это я у вас в долгу. Ваши рисунки словно освежили меня, помогли по-новому взглянуть на мое призвание. Воспоминания об этом лесе станут поддерживать меня далеко в море.
Она внимательно смотрела на него. Клонившееся к закату солнце окрасило ее лицо в мягкие тона.
— Однако мне бы хотелось, чтобы вы знали, как я вам благодарна.
Банкс кивнул, ожидая, что девушка еще что-нибудь скажет, но она молчала, и он удалился.
На следующее утро она не пришла. Это явилось для него неожиданностью. В альбоме оставался десяток не изученных должным образом рисунков. Банкс намеревался попросить у девушки один на память. Его друг, ботаник Дэниел Соландер, который тоже отправлялся в путешествие на корабле капитана Кука, был настоящим ценителем подобной живописи. Банкс хотел знать его мнение.
Погода стояла прекрасная. Он лег на спину, закрыл глаза, вдыхая крепкий аромат свежих трав, и заснул.
Когда проснулся, было уже далеко за полдень. Жужжали насекомые, на деревьях чирикали птицы. Девушка так и не появилась.
Следующим утром Банкс спешил на поляну и, просматривая письма, чуть не пропустил одно. Аккуратный почерк был ему не знаком, но он сразу понял, что послание от нее.
Сэр, — писала она, — здоровье моего отца ухудшилось, и я должна теперь проводить дни подле его постели. Еще раз благодарю вас за доброту.
Подпись отсутствовала.
Больше Банкс ее не увидел.
В первый день, получив записку, он сразу направился к ее дому. Думал, что они… впрочем, в голове у него был полный сумбур. Просто очень хотелось увидеть ее глаза. Но открывшая дверь старуха твердо заявила, что хозяйке нездоровится и принимать гостей она не может.
Банкс собирался накануне отъезда подарить ей книгу, «Травник» Джерарда. Теперь решил сделать это раньше. Явился на следующий день и передал книгу старухе с дарственной надписью. Через час подарок был возвращен. На следующий день он отправился в лес, взбудораженный, уязвленный ее холодностью, злой, однако через некоторое время вновь оказался у двери ее дома. И получил тот же ответ.
Сначала он полагал ее внезапный отказ от встреч случайностью, но позднее изменил мнение. Доктор Тейлор утверждал, что состояние ее отца, конечно, тяжелое, но в данный момент не ухудшилось и остается прежним. Может, он сделал что-нибудь, вызвавшее такую реакцию? Банкс вспомнил последние слова девушки и слегка грустную улыбку, когда она смотрела ему вслед, и ничего не понимал. Пытался отнести это за счет кокетства, традиционно приписываемого ее полу, но обнаружил, что не встречал прежде женщины менее кокетливой, чем она.
Это его почему-то раздражало еще больше, словно отсутствие кокетства осложняло обстоятельства. На четвертый день он не пришел.
Сидя в доме с задвинутыми ставнями, она прислушивалась к его шагам, когда он приходил и уходил. И вот теперь шагов больше не слышно. Лишь ровное дыхание отца и иногда скрип половиц. Ставни почти не пропускали солнечный свет, но в доме жара сохранялась всю ночь, так что влажный носовой платок высыхал прежде, чем девушка успевала положить его на отцовский лоб. Изредка выглядывая наружу, она ловила взглядом густые кроны каштанов, а проскальзывающий между ставнями ветерок приносил запах нагретого поля и свежей травы.
Прекращение их встреч было фактом печальным, но оправданным. За эти несколько летних дней она стала бояться надежды так же, как когда-то отчаяния. И решила все прекратить, думая, что после отъезда Банкса лес снова будет принадлежать ей, по крайней мере пока не наступит день, когда стихнет мягкое дыхание отца и все изменится.
По вечерам она брала свои рисунки и рассматривала их при свете лампы. А ночью, лежа в темноте, вспоминала о Банксе и настолько была поглощена, что, казалось, даже утром ей не удастся выпутаться из этих мыслей.
