Книга Вакханалия - Юлия Соколовская

Надо отдать должное этим людям, садистами они являлись только внешне. И не все. Меня не повезли в тюрьму, не били электродами по пальцам, не пытали каленым железом. Мне даже позволили умыться, переодеться и дали время прийти в себя, что было очень кстати. Местом для допроса капитан Верест избрал мамину комнату. Он сидел за столом, строча в своих протоколах, я съежилась на диване, а нагловатый Борзых — молодой крепыш с глазами навыкат — бродил по комнате, попинывая мамино барахло. Еще двое оперативников, как я уяснила из разговоров, были посланы к казакам на ворота, третий сторожил Зойку, а четвертый являлся связующим звеном между ними всеми.

— Прошу для начала отметить, что галлюцинациями я не страдаю, — заявила я.

— Так говорят все страдающие галлюцинациями, — равнодушно отверг Верест.

— Гы-гы, — сказал Борзых.

— Для начала мы отметим другое. — Ручка замерла, и голубые глаза капитана уперлись в мои. — Пара слов для протокола, если позволите. Итак, ваше имя?

— Косичкина Лидия Сергеевна, — покорно вымолвила я.

— Год рождения?

— Шестьдесят восьмой.

— Семейное положение?

Я вздохнула:

— Безвыходное…

Борзых совсем развеселился. Верест тоже поулыбался. У него оказалась неплохая улыбка. И сам он, после того как отогрелся и высушил голову, стал намного человечнее. Лично я ничего не имею против высоких, подтянутых блондинов за тридцать. Если, конечно, они не носят недельной щетины, презирают тонкие свитера до колен и не служат в милиции.

— Попрошу выражаться понятнее.

— А куда уж понятнее, Леонидыч, — миролюбиво оскалился Борзых. — Женщину с дитем мужик кинул, а других вариантов нет, вот и мается. У моей Люськи, пока я ее на груди не пригрел, такая же безнадега была.

Верест с трудом удержал улыбку:

— Что записывать будем, Лидия Сергеевна?

— Пишите «разведена», капитан…

Он сделал вид, будто записал. За это время его глаза обрели строгость.

— А теперь подробности, Лидия Сергеевна. Яркие события этой ночи.

Я ничего не утаила от следствия. Какой резон утаивать? Зойку-идиотку не вернуть, а личные тайны мне не поверяли. Если надо, значит, надо… По мере моего изложения дважды оживала рация. Прибыла машина из судмедэкспертизы: опер на часах живо интересовался, доколе будем поливать труп. Остальные требовали инструкций. Верест отвечал по существу, односложно. Когда я дошла до пропавшего покойника у известной будки, капитан меня перебил:

— Опишите его внешность.

Я уже была готова:

— Невысокий. Худой. Глаза близко посажены. Предлагаю вам прогуляться до дома номер один по Волчьему тупику и допросить некую Маргариту Рябинину. Она расскажет, что человек с похожей внешностью несколько раз за последние дни появлялся на нашей улице. Я не настаиваю, что это он и есть, но отнюдь не исключаю.

Они уже не хмыкали. Переглянулись всецело понимающе и как-то засмурнели. Верест покорябал щетину на подбородке.

— Вы настаиваете, что имел место мужской труп?

— Решительно.

— Как он был убит, у вас нет предположений?

Я почувствовала в его вопросе подлую подковырку. Но ответила с достоинством:

— Голова, насколько я успела заметить, не имела видимых повреждений. Передняя часть туловища — тоже. Но лицо искажала гримаса, что позволяет предположить смерть от внешнего воздействия. Ему было очень больно. Полагаю, мужчину ударили ножом в спину.

— Ах ты мать моя… — пробормотал Борзых.

— Вы кто по профессии? — Верест отложил ручку и принялся корябать щетину сразу двумя руками.

Я давно подозревала, что милиционеры не моются.

— Книжки сочиняю, — призналась я скромно.

— О чем? — вскинул он удивленные глаза.

— В основном о криминале. О том, как правильно находить трупы под дождем.

— Влипли, — чертыхнулся Борзых.

Капитан вздохнул:

— Прорвемся, сержант… Прошу извинить меня, Лидия Сергеевна, но я в принципе посещаю книжные магазины и… как-то не замечал среди авторов такую фамилию — Косичкина.

— Я творю под псевдонимом Шевченко, — не без гордости призналась я. — Лидия Шевченко.

— Понятненько. — Верест схватил ручку и принялся ее задумчиво вертеть. Потом улыбнулся: — Вас никогда не называли за глаза Тарасом Григорьевичем?

— Это не относится к делу. — Кровь ударила мне в лицо (крест по жизни — на последней вечеринке по случаю собственного рождения наклюканная до свиней Бронька даже пыталась нарисовать мне помадой отвислый запорожский ус).

— Хорошо, — не стал настаивать Верест. — Расскажите нам о ваших соседях. Поподробнее о Макаровой.

Я рассказала. Не забыла упомянуть и о «высоком, красивом, благородном» мужчине на сером «вольво», которого Зойка любила десять раз, который не доехал до дома, а стало быть, являлся основным претендентом на роль груза, переносимого в ночь на 7 октября мимо моего дома.

— Ваше поведение мне кажется нелогичным, — задумчиво произнес Верест. — Ну хорошо, вы подошли к калитке в прошлую ночь. Это можно объяснить детским любопытством. Я бы тоже подошел, не скрою. Но почему вас понесло в ночь сегодня? Можете объяснить?

Я могла. Но не стала. Вряд ли их удовлетворит мое объяснение.

— Не знаю, капитан, — пожала я плечами. — Мои поступки не всегда идут в ногу с логикой. Не хотите принимать их за данность — дело ваше. Можете меня подозревать. Но предупреждаю — вы напрасно потеряете время.

— Как она тебе, Костян? — обратился Верест к помощнику.

— Очень подозрительная личность, — совершенно правильно подметил Борзых, — но излагает складно, заслушаешься.

Верест очень внимательно на меня посмотрел. Не скажу, что другими глазами, но дольше чем прежде.

— Смерть Макаровой наступила ориентировочно от двенадцати до четверти первого. В четверть первого вы якобы обнаружили труп мужчины. Макарова уже была мертва…

— Понимаю вашу мысль. К сожалению, я никак не могла ее увидеть. Не дошла. Даже если она там и лежала. Я увидела мужской труп и растерялась. Бросилась в дом и сразу стала звонить в милицию.

— Допустим, он был, ваш труп… — Сержант перестал двигать по комнате предметы и подошел ко мне, угрожающе разглядывая мою переносицу. — И где он теперь? Надоело лежать?