— Что ты задумала, Мамочка?
— Это не я задумала, а судьба. Судьба задумала.
— Иногда мне кажется, что это одно и то же.
— А тебе не кажется, что ты грубишь?
— Мамочка, умоляю, не томи.
— Скоро тебе нужно будет Обратиться. А если я до этого помру? Кто тебе поможет?
— Мамочка, ну сколько можно говорить о смерти? Ты же здорова как бык.
— Я чувствую, что наше время было и ушло.
— К чему такие мрачные мысли!
— Да уж какие есть. Кто это к нам пожаловал?
Действительно, на пороге нашего домика стояла женщина. Черная шляпка-колокол была надвинута на глаза, как будто гостья хотела остаться незамеченной. Я эту женщину не знала.
— Понятия не имею. Интересно, что ей нужно?
— Кажись, я эту кралю знаю. Ой, не к добру.
Когда мы подошли, возникло секундное замешательство.
— Мамочка, Осока… — начала женщина. Она казалась встревоженной. — Я Джудит, дочь Долл.
И только тут я поняла, что знаю и ее, и Долл. Долл была «избранной», как Мамочка, но что-то между ними разладилось, когда я была еще ребенком, поэтому я их много лет не видела. На Джудит была длинная вельветовая юбка, сапоги на шпильках, в ушах болтались огромные кольца. Она кивнула мне как старой знакомой. Глаза ее сверкали, и я подумала: интересно, они только сейчас сверкают, потому что она нервничает, или всегда?
— Я знаю, кто ты, — сказала Мамочка. — Что случилось?
— Сначала я думала зайти в дом и подождать там, но потом решила: вдруг вы рассердитесь. Вот и ждала на крыльце.
Мамочка никогда не запирала дверь. Уходя, она специально оставляла ее полуоткрытой, чтобы все видели, что она скоро вернется. Протиснувшись мимо Джудит, она жестом позвала нас в дом.
— Чего ты мямлишь, заходи. Что стряслось? Зачем пришла?
Поднять глаза на Мамочку Джудит не решалась. Думала, что будет легче, если она расскажет новость, глядя на меня.
— Мамочка, это касается Джейн Лоут. Она умерла.
6
Мамочка грузно опустилась в кресло рядом с камином. Клюка со стуком упала на пол, откуда я через мгновенье подняла ее и водрузила на вешалку. Левой рукой Мамочка схватилась за голову, правую уронила на колено. Лицо ее мгновенно осунулось. А ведь она и вправду постарела. Такой я ее видела впервые. Она была раздавлена: она, которая всегда была готова дать отпор любому, которая с голыми руками шла на здоровых мужиков!
Я заглянула в невыносимо честные глаза Джудит, заметила, как удивительная синева радужки перетекает в изумрудную зелень.
— Что говорят? — спросила я.
— Рассказывают, что она поела грибов и, вероятно, отравилась. Что она собрала их утром в поле и приготовила на завтрак.
— А доктор с этой версией согласен? Как фамилия шарлатана? Не Блум ли?
Джудит поморщилась и отвернулась:
— Пока согласен. И все бы ничего, да сестра Джейн тоже, оказывается, ела эти треклятые грибы, и теперь она всюду трезвонит, что с нею почему-то все нормально.
— Конечно нормально, если ядовитый гриб был всего один и достался Джейн.
— Так-то оно так, но мы же понимаем, что дело не в грибах.
— Кому известно, что она ходила к Мамочке?
Джудит пожала плечами.
Я напряженно думала. Не поспевала за собственными мыслями.
— Надо забрать у них Мамочкину банку. Она должна быть где-то в доме.
— Легко сказать! Хотя… я учила ее младшего брата. Могу зайти к ним. Типа выразить соболезнования и все такое.
Я вспомнила: Мамочка рассказывала, что одна из «избранных» работает учительницей в школе. Джудит так странно посмотрела на меня — будто отсчитывала, сколько пройдет секунд, прежде чем я отвечу.
— Серьезно? Ты сможешь попасть к ним в дом?
— Не знаю, но я могу попробовать.
— Пожалуйста, Джудит, ради Мамочки! Пожалуйста. И если по дороге наткнешься на ядовитую энтолому, возьми ее с собой, брось где-нибудь на кухне, чтобы заметили. Она очень похожа на майский гриб.
— Тебе не кажется, что ты просишь слишком много? Возможно, все и так уляжется.
— Возможно.
Мне нужно было присмотреть за Мамочкой, которая так и сидела в совершенном очумении, не произнося ни слова. Я проводила Джудит до двери:
— Давай так. Если кто-нибудь спросит, скажем, что Джейн приходила, но Мамочка ее отослала, потому что срок был слишком большой. Да, так и скажем. Но только если кто-нибудь спросит.
Джудит легонько коснулась пальцами моей щеки:
— Я напишу тебе мой адрес. Заходи в гости. Мне кажется, мы похожи. Вдруг тебе станет одиноко!
Порывшись в сумке, она извлекла оттуда ручку и клочок бумаги. Склонилась в шляпке-колоколе над бумагой и стала похожа на диковинный лесной цветок. А я стояла и думала: неужто в кои-то веки судьба послала мне друга? Проводив взглядом, как она выпорхнула за калитку и чуть ли не поскакала по тропинке, я возвратилась в дом и налила Мамочке хорошую порцию сливянки.
— Профурсетка, — резюмировала она. — Чистая профурсетка эта Джудит.
— Да, Мамочка.
— А ты заметила, как у нее глаза меняют цвет?
— Заметила, Мамочка.
— Не знаю, можно ли ей доверять.
— Да, Мамочка.
Но долго сосредоточиваться на чем-нибудь другом у Мамочки не получалось. С маниакальным упорством ум возвращался к одному и тому же.
— Я ведь всегда так осторожна, — повторяла она. — Всегда.
— Я знаю, Мамочка. Знаю. Выпей, тебе сегодня досталось.
— Даже когда промахиваюсь, то в меньшую сторону. Я думаю: ну, если не подействует, видать, так тому и быть.
— Мамочка, твоей вины тут нет. Здесь дело в чем-то другом. Кто знает: может, эта идиотка действительно сожрала поганку. Или пила не так, как ты велела. Или вообще пошла к кому-то другому. Возможны тысячи причин.
— Мне бы узнать, что там произошло. Сильное кровотечение? Или рвоту не смогли остановить? Если бы я только знала, если бы за мной послали, я бы спасла ее. За всю жизнь со мной такого не случалось.
— Мамочка, перестань терзаться. А если кто-нибудь спросит, скажи, что ты ее отослала ни с чем.
— Я навлекла на наш дом беду.
— Мамочка! Ты просто пыталась помочь очередной несчастной дуре. Как всегда. И это — главное.
Но Мамочку не так легко было утешить. Она начала постепенно угасать. Будто к ней подкрались сумерки. Она все делала по-прежнему, но как-то механически, без привычной живости и бодрости. Частенько отвлекалась, думала о своем, и, хоть иногда мне удавалось выжать из нее улыбку, улыбка получалась хилой, натянутой — чтобы просто сделать мне приятное. Сливянку и табак она теперь употребляла чаще, но с меньшим удовольствием.
