А с художниками происходило следующее. Они должны были сделать два мозаичных панно. Они их и делали, но только днем. А ночью, когда расходились рабочие, они обдирали плиточную облицовку с колонн, сделанную за день, и делали новую. Причем нужно было сделать так, чтобы колонны, облицованные накануне, были к утру готовы. Аду и Володю не устраивал тот скучный рисунок, который делали плиточники. Они еле стояли на ногах и засыпали на ходу. Им помогал Валентин Селибер. Мы с Толиком тоже предложили свою помощь, и они с удовольствием ее приняли.
Следующим вечером мы приехали на Московскую площадь и принялись за работу. За аспирантуру я не боялся, так как первым было собеседование. Мы работали несколько дней, вернее, ночей. И вот однажды под утро я сказал, что уеду пораньше – первым троллейбусом, поскольку у меня собеседование.
– В котором часу? – спросил Валентин.
– В девять, но я хочу переодеться.
– Можешь не спешить. Выедем в восемь. У меня «Волга», я тебя подвезу, а из дому тебе там пройти два шага.
Ровно в восемь мы выехали. На улице Горького двигатель заглох и не подавал больше никаких признаков жизни. После получасовых возгласов Валентина «одну минуточку, я уже, кажется, знаю в чем дело», я помчался на Красноармейскую ловить такси. В комнату, где сидела комиссия по собеседованию, я ворвался с опозданием на 15 минут. Во главе комиссии сидел невозмутимый Евгений Иванович Катонин, академик, впоследствии мой научный руководитель. Я не ошибся, называя его академиком – Академии может и не быть, но настоящий академик им и останется.
Евгений Иванович посмотрел на меня крайне удивленно.
– Виноват. Но почему вы, собственно, опаздываете, и чем объяснить ваш столь экстравагантный вид?
Переодеться я, естественно, не успел, и вид у меня был, действительно, несколько странным. Я предстал в костюме, забрызганном раствором.
– Извините, пожалуйста, но я прямо с автовокзала.
– И откуда же вы изволили приехать в таком виде?
– Я не совсем точно выразился. Я со стройки, со строительства автовокзала.
– Это, конечно, похвально, что молодой архитектор занимается проблемами строительства, но опаздывать впредь не рекомендую. Еще пять минут, и мы бы разошлись. Ну раз уж вы пришли, приступим. Какую тэму вы решили избрать для своих исследований? (Евгений Иванович был ленинградцем).
Я понял, что все-таки пронесло, и начал уже более внятно отвечать на вопросы.
Экзамены прошли весьма успешно. С клаузурой (однодневным проектом) мне вообще повезло. Мне предложили сделать проект школы, а я как раз в это время проектировал школу. Так что все нормативы и новую литературу по школам я знал наизусть. Было разрешено пользоваться академической библиотекой. Пока остальные претенденты сидели в библиотеке, я уже закончил эскиз. Наконец, настал последний экзамен – рисунок и акварель. На натюрморт нам дали 6 часов. Этого было вполне достаточно. Но после этого мы должны были сделать два наброска по полчаса с живой натуры карандашом. Привели весьма кокетливую даму-натурщицу. Первые полчаса она позировала стоя, вторые полчаса сидя. Наконец, наступил долгожданный перекур. Во время перекура она подошла ко мне. Дама оказалась многоопытной, и сразу перешла на «ты».
– Мне понравилось, как ты меня нарисовал, твой рисунок был классным! Это последний экзамен?
– Да. Финита ля комедия.
– Это я не понимаю. Если последний, то мы завтра можем с тобой пойти на пляж.
– Нет, завтра я буду отсыпаться. – Сказывались автовокзальные ночи.
– Ну, не хочешь на пляже, можно и дома. Запиши мой телефон.
Я удивился такой простоте нравов, но телефон записал, и не пожалел об этом. Она была неплохой натурщицей.
Впоследствии я убедился, что это не было экстраординарным явлением. Однажды мы сидели в мастерской знакомого скульптора, выпивали, закусывали и беседовали о предстоящем конкурсе и интригах в Союзе художников. Вдруг без стука вошла интересная девушка.
– А вы не знаете, где Клоков? Он хотел, чтобы я ему попозировала.
Время для позирования, скажем прямо, было не самым удачным – 11 часов вечера, но неисповедимы методы работы творческих личностей.
– Нет, девушка, мы его не видели.
– А вы не хотите меня полепить?
– Что с тобой делать? – мрачным голосом ответил захмелевший скульптор. – Лепить, говоришь? Сегодня я не в форме.
– Ну, тогда завтра. Я тут, с твоего разрешения, останусь. Там у тебя, я вижу, на антресолях тахта. Я на ней могу поспать.
Когда я на следующий день зашел в мастерскую узнать, все ли в порядке, то обнаружил своего приятеля в весьма мрачном и неконтактном состоянии, зато девица была весьма бодрой. О лепке никто не вспоминал. Она поставила чайник, потребовала денег на пиво и закуску к завтраку и, вообще, чувствовала себя полной хозяйкой. Метонахождение Клокова уже никого не интересовало.
СВИНСТВО
По возвращении после экзаменов меня позвали в отдел кадров и по секрету сообщили новость. Одного нашего главного архитектора проектов переманил Гипроздрав. Освободилась вакансия, у меня есть шансы. Директор уже вызывал моего шефа и прямо сказал, чтобы он назначил меня на его место. Так что с меня причитается. Тут же меня позвал мой честолюбивый шеф, затащил в свободную комнату и таинственно сказал:
– Шура, я должен вам сообщить, что освободилась должность ГАПа.
Я, естественно, выразил полное удивление.
– Вы знаете, начальство было против, но я вас все-таки отстоял.
Я выразил глубокую благодарность.
– Но, как вы знаете, бригада Кобозева делала животноводческие объекты. У него остались незаконченными два свинарника. Я вам отдам эту должность, если вы поклянетесь, что закончите в срок эти объекты. А я вам обещаю, что, как только вы их сдадите, мы займемся настоящей архитектурой.
Я произнес горячую, но невнятную клятву, к которой он отнесся с большим сомнением. В моем тогдашнем возрасте от такой должности не отказываются. Я добавил, что готов поклясться на Коране (после конфликта на турецкой границе у меня держалась некоторое время кличка «мусульманин»), что не посрамлю земли украинской.
Приказ дали на следующий день, и тут же началось. Пришла бумага из ЦК и Совмина с массой угроз в наш адрес, что, дескать, на свиноферме в колхозе N Донецкой области гибнут в страшных муках сотни свиней (уже погибло 400 голов) по причине плохо запроектированной вентиляции. «Просим немедленно разобраться в этих безобразиях, исправить вентиляцию и виновных наказать».
Меня тут же вызвал директор.
– Немедленно поезжай и разбирайся на месте. Если не разберешься, нам будет плохо.
– Но, во-первых, причем тут я, это же делал Кобозев. А, во-вторых, я же в свиньях разбираюсь, как свинья в апельсинах.
