— Тихо! Замолчите все!
Сам того не желая, Матис возвысил голос. И вот люди устремили на него выжидательные взгляды.
Они хотят, чтобы я сказал им, что делать и как поступать. Проклятье, кто ж меня за язык-то тянул!
— Мы… добились, чего желали, — продолжил он нерешительно. — Монастырь захвачен, запасы и церковные богатства наши, настоятель понес заслуженное наказание. Теперь пора показать этим кровопийцам, как должно вести себя христианам. Проявить милосердие.
По церкви пронесся ропот, люди вполголоса переговаривались между собой.
— Господь нам не враг, — добавил Матис более уверенным голосом. — Это католическая церковь нас обирала. Папа, его кардиналы и епископы. Мартин Лютер говорит…
— Лютер ничем не лучше остальных священников! — резко перебил его Йокель; с высоты кафедры голос его звучал куда громче и убедительнее. — Да, он обещает вам Царствие Небесное, но в том лишь случае, если вы будете вести праведную жизнь на земле. Этот Лютер заодно с саксонским курфюрстом. Он не один из нас, он из числа тиранов!
— Мы сами станем тиранами, если будем поступать, как они! — вставил Матис и едва ли не с мольбой обратился к крестьянам: — Послушайте, если мы повесим этих монахов, то будем ничем не лучше проклятого наместника Гесслера, который за свои деяния теперь горит в аду!
Последние слова снова вызвали ропот среди людей. Матис видел, как крестьяне кивали и шептались между собой. Йокель впился пальцами в парапет кафедры и обвел своих подданных беспокойным взглядом. Пастух явно чувствовал, как власть ускользает из его рук.
— Если мы отпустим этих монахов, они отправятся к епископу и расскажут о нашей трусости и нерешительности, — предпринял он новую попытку, в этот раз более вкрадчиво. — Друзья мои, нельзя выказывать сострадания, иначе мы обречены! Нужно…
— Я за последний час убил трех человек, — перебил его Райхарт. — С меня довольно. Я больше не хочу марать руки в крови.
— Не все из этих монахов были плохими, — добавил какой-то старик, трясущимися руками опиравшийся на косу. — Вспомните отца Тристана. Скольких из нас он вылечил своими травами!
— Брат Иммануил всегда давал нашим детям краюху хлеба, — заметил крестьянин помоложе. — А теперь лежит там в луже крови… Нет, это не дело.
Йокель закатил глаза.
— Всегда найдется какой-нибудь монашек, который подбросит вам хлебную крошку, — возразил он. — Но мясо они оставляют себе. Мясо и золото. Они умасливают вас, баюкают, а потом…
— Я свой выбор сделал, — решительно заявил Райхарт. — Я не стану убивать ни одного из этих монахов. Лучше потушим пожар, пока без крыши над головой не остались.
С этими словами он развернулся и вышел прочь. Через некоторое время за ним последовали еще двое или трое человек. Остальные еще перешептывались, но в конце концов и они поодиночке или группами вышли из церкви. В итоге из бунтовщиков остались только Йокель и Матис. У алтаря цистерцианцы затянули тихий хорал, многие из них дрожали и плакали или, раскинув руки, живыми крестами лежали на холодном полу.
— Этого я тебе никогда не прощу! — прошипел Йокель с кафедры.
Горбатый, с тремя пальцами на правой руке и пронзительным взглядом, он напоминал Матису одну из дьявольских личин, что взирали на них с потолка.
— Не ожидал, что ты отвернешься от меня. Я пока что твой предводитель, не забывай об этом!
Матис пожал плечами.
— А я-то думал, смысл нашего восстания в том, чтобы избавиться от повелителей, — ответил он бесстрастным тоном.
Вскинув голову, молодой оружейник развернулся и вышел на улицу, где пылающие строения озаряли раннее утро.
Почувствовав спиной исполненный ненависти взгляд, он заподозрил, что нажил себе могущественного врага.
* * *
Прошло около двух часов. Вытаптывая остатки снега, Матис бродил по монастырскому двору и помогал в восстановительных работах. Следовало потушить пожары, сколотить разбитые двери, устроить раненых и унести убитых.
Крестьяне аккуратно сложили трупы возле кладбища. Бледные и неподвижные, монахи и служители лежали рядом с мятежниками так, словно смерть всех уравняла. Перед церковью высилась куча награбленных церковных богатств — под неусыпным взором Янсена и Паулюса. Крестьяне пожирали алчными взглядами серебряные подсвечники, ларцы, шкатулки, позолоченные кресты и изваяния святых. Но Йокель ясно дал понять, что любая кража повлечет за собой суровое наказание. Матис всецело поддержал эту угрозу. Деньги нужны были на покупку оружия, но прежде всего — на общие нужды. Таким образом каждый получил бы свою долю.
Перед кучей сидел, скрестив ноги, Йокель и вносил записи в тетрадку. Когда Матис проходил мимо него, пастух не удостоил его даже взглядом. Но стоявшие рядом крестьяне хлопали оружейника по плечу. Судя по всему, они были рады, что Матису удалось остановить кровопролитие.
Выживших монахов крестьяне заперли в одном из подвалов. Заложникам предстояло находиться там до тех пор, пока монастырь не подготовят к обороне и не подойдут подкрепления из Дана и Вильгартсвизена. Матис не строил иллюзий: против хорошо вооруженных ландскнехтов, даже под защитой высоких стен, им не выстоять и дня. Нападением на Ойссерталь крестьяне Анвайлера объявили войну епископу Шпейера, герцогу Цвайбрюкена да и всему Пфальцу. Ответные действия не заставят себя ждать. А до тех пор следовало собрать вокруг себя как можно больше народу. Это был их единственный шанс. Назад пути не было.
Матис решил еще раз пройтись по жилым помещениям монастыря, чтобы присмотреть подходящую комнату для будущего арсенала. Он повернул направо и пересек капитул, где до вчерашнего вечера монахи устраивали каждодневные чтения и беседы. По пути заглянул в трапезную. Эта часть монастыря больше всего пострадала от буйства крестьян. Столы и стулья были опрокинуты, по полу валялись осколки тарелок и чашек, посреди обитого кресла настоятеля кто-то из мятежников наложил зловонную кучу. Сморщив нос, Матис поднялся по лестнице на второй этаж. Здесь разрушений было меньше. Вероятно, многие из крестьян сюда даже не добрались. Слева располагались несколько комнат, одна из которых особенно заинтересовала Матиса, так как располагала массивным замком. Возможно, здесь они и будут хранить свое будущее оружие. Надпись на двери подсказала ему, что за ней скрывалось.
Скрипторий.
Повернув ручку, Матис заметил, что дверь уже была приоткрыта. Она подалась внутрь и открыла взору несколько кафедр, на каждой из которых стояло по чернильнице и стопке пергаментных листов. На столах и на полу высились стопки книг. На самой дальней кафедре лежало безжизненное тело в белом одеянии. Голова покоилась на столешнице, пальцы судорожно сжимали перо. Присмотревшись, Матис заметил, как на пол густыми чернилами размеренно капала кровь. В первый миг его сковал ужас.
В безжизненном теле за кафедрой он узнал отца Тристана.
