– Веди себя прилично.
– Сама веди себя прилично. А то как загадаю тебе курс похудения у Дженни Крейг.
Если честно, не хочу я ни в Диснейленд, ни на Формулу-1 с Шумахером. Когда я наконец выберусь отсюда, то меньше всего мне нужна шумиха вокруг моей персоны. Чего я хочу – так это гулять под огромным синим небом, копаться на ферме с папой и Эваном, помогать Бекки с животными, гонять в футбол с ребятами… Просто хочу назад свою жизнь, и больше ничего мне не надо.
К тому же, я не заслужил награды. Я никакой не воин, и даже смелым меня едва ли назовешь. Я не совершал подвигов, не спасал утопающих детей, не отправлялся в кругосветное плавание, как та девица на розовой яхте. Три часа в день за игровой приставкой никого еще не сделали героем. Последние 27 дней я лежал в кровати, налаживал работу кишечника и терял волосы с распухшей до ужаса головы. Спустя семнадцать дней после трансплантации мой организм начал понемногу сам вырабатывать лейкоциты, если верить тестам. В общем, ничего сверхъестественного.
Я смотрел передачи о военнопленных, которые умудрялись выжить, дыша угольной пылью и залечивая раны опарышами. Вот их бы в Диснейленд. А у меня – какое выживание? В палате есть холодильник с морозилкой, телевизор, приставка, благодаря кондиционеру температура всегда приятная, плюс регулярная горячая еда и перекусы; мне даже постель самому застилать не надо.
Ничего удивительного, что я не жалуюсь. На что? При любом раскладе происходящее – ненадолго. Сегодня средняя продолжительность жизни типичного австралийца мужского пола – 79 лет, или 948 месяцев. Больница плюс первый курс химии и последующие проверки – это совокупно девять месяцев. Выходит, я провел тут всего 1,05 % своей жизни. На потолке моей палаты 84 плитки, и если представить, что потолок – вся моя жизнь, то лечение не займет даже одной плитки целиком.
В общем, с точки зрения вечности, текущая история – пустяки. Не с чем номинироваться на «Загадай желание». Вот Сэм – другое дело, но ему уже 32, и он не проходит по возрасту. Или взять Нину, которая знает ставки, но все равно влюбилась в него. Вот это достойно награды.
– Слушай, зачем тебе Эмма Уотсон? – спрашивает мама. Даже мама смелее меня. Она выбирает терпеть все это.
Моей смелости тут нет: я ничего не выбирал сам. Говорят: «он борется с раком», но я не подписывался на эту битву. Лейкемия подписала меня сама.
Зак
Фейсбук сообщает, что у меня два новых запроса на добавление в друзья. У меня их и так 679, куда еще?.. До болезни было 400 с чем-то, и уже тогда большая часть состояла из формальных знакомств: бывшие одноклассники, ребята с футбола, приятели из крикетной команды… А теперь со мной не френдится только ленивый: какие-то дальние родственники, другие пациенты из больницы, их семьи, а также виртуальные знакомцы с разных форумов по онкологии, которые особо злостно засоряют мне стену псевдомудростями и употребляют в переписке сокращения, которые я не всегда понимаю.
– Сетевое общение, – говорил мне Патрик, – играет важнейшую роль в период изоляции и помогает преодолеть это одиночество.
Но что-то мне подсказывает, что мои «друзья» выигрывают от сетевого общения куда больше, чем я.
Больше всего на Фейсбуке меня развлекает бесконечное отклонение маминых запросов на дружбу.
– Мам, я у тебя перед глазами каждый божий час, зачем ты хочешь, чтобы я мельтешил еще и в твоем Фейсбуке?
– Мне просто интересно, чем ты там занимаешься.
– Ты и так видишь, чем я там занимаюсь! И не только там. Ты же все мои действия наблюдаешь живьем и в подробностях!
– У меня там всего четырнадцать друзей, – говорит мама жалобным голосом. Но я не поддаюсь.
– Попробуй выходить в люди почаще! Общайся с друзьями, съезди к тете Трише – до нее ехать-то меньше часа. А еще лучше – просто езжай домой.
– И поеду. Вместе с тобой, ровно через семь дней, – говорит мама. Будто я мог забыть, сколько дней мне тут осталось. Как же.
Отклонив очередной мамин запрос, смотрю на следующий.
Я думал, он будет от Сэма.
Мия Филлипс хочет добавить вас в друзья
Общих друзей – ноль. Я вижу эти имя с фамилией впервые. Лицо, впрочем, кажется знакомым. Всматриваюсь… Топ с вырезом, кулон в форме половинки сердца. На юзерпике она, в обнимку с другими девушками. Неужели та самая Мия?
Я невольно перевожу взгляд на окошко в двери. Ее там нет, конечно. Только белая стена и часть вывески, запрещающей простуженным находиться в отделении. Сейчас к нему примотан кусок краснозеленой новогодней мишуры. Да, та самая Мия! Пум-пум, тук-тук. И она предлагает мне дружбу.
У меня перехватывает дыхание, перехватывает голос, перехватывает все.
Я собираюсь принять запрос, но колеблюсь. Как она вообще меня нашла?
– Мам, а Сэма уже выписали?
– Нет. Его перевели в шестую палату.
– Когда?
– Когда ты спал.
Я тут же начинаю говорить тише. Получается хрипло.
– А кто сейчас во второй?..
Мама пожимает плечами, будто это, вопреки обыкновению, ее совершенно не интересует, и протягивает мне зефиринку. Она прекрасно знает, кто сейчас во второй палате.
Я смотрю на экран. Добавить или отклонить?
– Нина говорила, что соседки не будет до вторника. У нее, вроде, цикл пять дней через пять?
– Не помню, – говорит мама. – Как иначе назвать мокасины, пять букв?
Не то чтобы мне нужен еще один контакт в Фейсбуке ради галочки. Тем более который дарит мне диски с попсой и отдирает с потолка звездочки. Она все понимает неправильно. И все время на кого-то злится.
Но все-таки она там совсем одна.
Я отвергаю логику, добавляю ее в друзья и задерживаю дыхание.
Но в мире ровным счетом ничего не меняется. Ни эпического землетрясения, ни закадровой музыки. Отлично, у меня есть еще один френд вместо друга.
Но тут – пум.
Швабра уборщицы за стенкой? Или…
Пум.
Мама с подозрением смотрит в направлении звука.
– Это ты стучал?
Я качаю головой.
– Мыши, наверное.
Пум – настаивает стена. Пум.
То есть, она всего за два часа оказалась в соседней палате, добавила меня в Фейбуке и постучалась в стенку. Ничего себе скорость событий!
Я захожу на ее страницу и листаю незнакомую мне жизнь в комментариях со смайликами и фотографиях.
Мия! В эти выхи фест на Ротто! Айда с нами?
Эй, ты чего не пришла к Джорджи? Было так круто!
Последнее обновление от самой Мии – трехнедельной давности:
Как же меня задолбала моя чертова нога.
