О чем шел разговор в кабинете Натальи Павловны, нам доподлинно неизвестно. Ведь сами понимаете — массивная дверь была наглухо закрыта, и к тому же предупредительная заместитель включила негромко приятную музыку. Уж, может, по этикету так положено или по какой-то другой причине, но о результатах общения можно было судить по дальнейшему поведению участников этой беседы.
Где-то минут примерно через двадцать пять-тридцать дверь снова отворилась, и бабка с котом, выйдя из помещения, проследовали к выходу из ломбарда, где и пропали. А вот с Натальей Павловной, надо прямо признать, произошли значительные изменения. В нее, без преувеличения, прямо вселился какой-то бес, потому что, когда она закрывала дверь за посетителями, ее мягкие и сдержанные до этого момента глаза просто метали гром и молнии, наполненные ядом и дикой злобой. Она была готова взглядом, как мощным лазером, испепелить фигуру упрямой старухи. Ее покрасневшее трясущееся лицо в порыве ярости вдруг исказила ужасная гримаса, и она зашипела, как рассерженная гремучая змея:
— У, проклятая старуха! Будь же ты еще сто раз проклята со своим поганым камнем и уродом-котом! И катись отсюда к (очень нелитературная и оригинальная игра слов)! — Она машинально одним движением руки смела содержимое с поверхности стола прямо на пол, а задержавшийся на столе лист бумаги судорожно скомкала и начала неистово рвать на мелкие кусочки, разбрасывая по комнате и приговаривая при этом: — Мало тебе, все мало денег, так на, получай, гниль дремучая, плесень столетняя! Видали, пятьдесят тысяч долларов ей уже не деньги! Да ты, пень трухлявый, и суммы-то такой никогда в руках не держала! Жить-то осталось, может, два понедельника, а там уж и в землю пора… Подавись же, скряга, своим камнем диковинным! — И она безжалостно пнула ногой пухлое мягкое кресло из черной кожи. — Тоже мне, драгоценность из Эрмитажа!
Она хотела еще что-то произнести, но тут же внезапно остановилась, в ее глазах заметались какие-то новые мысли, отчего поток бранных слов мгновенно иссяк, и, повторяя одно и то же слово: «Эрмитаж, Эрмитаж, Эрмитаж… Ну, конечно же, Эрмитаж, дура я безмозглая!» — она кинулась к стоявшему у стены шкафу и стала что-то в нем упорно искать.
Но оставим в покое взбешенную женщину наедине со своими ураганными мыслями. Сами ведь знаете, что в подобных случаях нужно какое-то время, чтобы поостыть и прийти в более или менее нормальное состояние. А то можно таких дров под горячую руку-то наломать. Все мы — человеки очень разные, и каждый по-своему себя ведет, выплескивая наружу нахлынувшие эмоции. Кто-то кулаком саданет по столу и произнесет очень знакомое словесное заклинание, вспомнив при этом чью-нибудь маму и такую нам близкую науку, как анатомия, пробежавшись метким языком по некоторым частям чужого и своего организма. Другие вдруг начинают порывисто двигать мебель и поблизости находящиеся предметы, придавая им внезапное ускорение, а третьи питают к посуде особое пристрастие, проводя повторные испытания ее на прочность и колкость, конечно же, из того, что осталось после предыдущего действа, и так далее и тому подобное. И лексикон при этом исключительно разнообразный. Одни замыкаются на двух-трех заученных и достаточно убедительных выражениях, а некоторые такие замысловатые словесные винегреты выплевывают, перемешивая все подряд, что на язык попадается, что только диву даешься, до чего же народ наш изобретательный. Ничего-то от глаз его и языка не утаится. Но высказывание, что время лечит, — здесь тоже мудрый рецепт. Побушуют, побушуют, а потом успокоятся и снова становятся похожими на прежних самих себя: культурных, вежливых и интеллигентно-образованных граждан, которые при взгляде на них со стороны, уж кажется, на такие безумные выходки совершенно не способны.
Так вот и мы оставим на время Наталью Павловну и дадим ей возможность успокоиться, а сами вернемся к занятной старушке с котом, которые внесли такой внезапный разброд и шатание в работу нервной системы заместителя директора ломбарда. А что же они? Куда же они подевались?
Ну, во-первых, естественным образом следует предположить, что, покинув ломбард, они снова очутились на улице. И это будет исключительно справедливо. Причем старушка буквально через какой-то десяток шагов неизвестно чему загадочно улыбнулась и, покачав головой, произнесла абсолютно непонятную фразу:
— Ну что ж, плесень так плесень, доченька, ничего уж тут не поделаешь. Ничего не попишешь. Пусть будет по-твоему.
После чего, можно сказать, от этой странной парочки и след простыл. В прямом смысле этого слова, ни капли ничего не преувеличивая. Иначе говоря, они точно так же исчезли, как и появились. Внезапно их фигуры стали быстро таять в воздухе, причем никто из окружающих ничего и не заметил. Согласитесь, что все-таки правильно выразился в этом отношении Юрий Петрович Уфимцев: «Ох, и до чего же у нас ненаблюдательный народ!»
Ну, а во-вторых, можно предположить, что они появились где-то совершенно в другом месте. И это тоже будет истинной правдой, потому как через самое короткое время их фигуры обнаружились перед дверями очень богатого антикварного магазина.
Надо сказать, что этот самый магазин располагался в большом обустроенном подвальном помещении одного из жилых домов, построенного в пятидесятые годы прошлого века, фасад которого был украшен лепным орнаментом того времени, а маленькие балконы — пузатенькими балясинами. Над входной дверью магазина была установлена миниатюрная видеокамера, практически незаметная для глаза посетителя, но дававшая бдительной охране возможность четко видеть каждого входящего в помещение. Береженого, сами знаете, кто бережет.
Так вот смотревший на монитор наблюдения охранник зафиксировал, как дверь в магазин медленно отворилась, затем снова закрылась, но никто из помещения не вышел и внутрь его также не прошел. Для того же, чтобы сдвинуть с места эту самую дверь, надо было приложить хоть какое-то небольшое усилие для преодоления сопротивления пружины. Сама по себе она, как вы понимаете, открыться ну никак не могла. Это уж охранник знал точно. На какое-то мгновение он даже опешил, а затем, нахмурив брови, нервно вскочил с места и, пробежавшись рукой по широкому ремню и кобуре оружия, подтянулся, напружинился и двинулся согласно инструкции навстречу неизвестности, которая, похоже, уже постучалась в его дверь. Но уже через самое короткое время понял, что напрасно побеспокоился, увидев ползущую навстречу ему какую-то бабку с вертевшимся у ног ее большущим пушистым серым котом. При виде этой мирной парочки в голове у него, словно внезапно раздвинулся плотный занавес, и яркий солнечный лучик шаловливо скользнул по глазам охранника, а наружу вырвался вздох облегчения.
Эдик тут же расправил грудь, похрустел суставами пальцев и чему-то счастливо улыбнулся. Такие нервные нагрузки даже молодому и тренированному организму совсем ни к чему. Только все же не совсем понятно, как он мог не увидеть их появления. Ведь не в шапках же невидимках они входили.
Охранник еще раз пристально взглянул на бабку с котом и, ничего подозрительного не обнаружив, успокоился. Черт его знает, в жизни столько разных и иногда в самый первый момент совершенно необъяснимых случаев бывает. Ну а здесь-то нечего объяснять и разгадывать: доживающая свой век бабулька, а рядом с ней четвероногий друг, какой-нибудь Барсик или Васька, главное предназначение которого — скрасить одиночество и последние дни жизни старушки. Очень совместимые два существа. На старости лет, оставшись одни, старушки часто заводят какую-нибудь живность: то ли кошку, то ли собачку. Все вдвоем веселее. Есть с кем пообщаться и поговорить. Вот и здесь точно такая же ситуация. Ну не правда ли — логика железная?
