— Правда?
Паола ответила слегка пренебрежительно:
— Конечно, я не намерена заниматься этим всю жизнь. У меня другие интересы.
— В вашем занятии нет ничего плохого, дорогая, — сказала Бетти. — И не стесняйтесь честной работы. Мой отец всю свою жизнь проработал на сталелитейном заводе, и я горжусь этим. Он был хорошим человеком.
— О нет. Я нисколечко не стесняюсь, — ответила Паола.
— Что до меня, то я никогда не работала, — продолжала Бетти. — Я встретила Мэттью в колледже, мы вскоре поженились, и за всю свою жизнь я не заработала ни гроша.
— Работа, которую ты делаешь, Бетти, очень важна, — вмешался отец и пояснил Паоле: — Она занимается благотворительностью. Ведь это приносит пользу многим.
— У моей матушки сердце болит за всех, — сказал Мэтт. — Я никогда не забуду, как однажды вернулся из школы домой, а там полно бездомных.
Бетти Норман прищелкнула языком.
— Вы бы видели, милочка, какое у него было выражение лица! Думаю, я его сразила наповал.
— Сразила! Я был уничтожен! — Он засмеялся. — Тогда стоял промозглый январь, и мать облагодетельствовала пару семей. Казалось, люди были повсюду: вопящие дети, унылые женщины и мужчины с затравленным видом. Я просто поверить не мог! Они восседали на парчовом диване, валялись на персидских коврах, на гостевых кроватях. Знаменитая матушкина благотворительность местного значения широко раскрыла двери нашего дома. Двое детей играли и в моей комнате.
Мэттью Норман не удержался от смеха, а Мэтт и Паола переглянулись.
— Он сморщился, — вступила в разговор Бетти. — Я увела его на кухню и наказала, чтобы он никогда не задирал нос перед бедными, обездоленными людьми. Тогда он был отъявленным снобом.
Мэтт подвел итог рассказу.
— Она сказала, что у них ничего нет не от того, что они чем-то хуже нас, просто они несчастные, вот и все.
— И она была права, — сказала Паола. — Вы знаете, миссис Норман, я на вашем месте поступила бы точно так же.
Кто бы мог предвидеть подобный оборот событий: казалось, эти женщины нашли друг друга. — Но я бы очень озадачила свою мать! Именно озадачила, — пояснила Паола.
Мэтт явно начал симпатизировать матери Паолы. Хотя он часто помогал своей матери в ее благотворительных акциях, но это дело никогда не было ему по душе.
— Я просто поработаю у отца до тех пор, пока не стану в финансовом плане независимой, — снова заговорила Паола, и Мэтт был благодарен ей за смену темы разговора.
— Да? — Бетти Норман навострила уши. Мэтт нервно заморгал. Нет, им отсюда не выбраться.
Его мать обрела в лице Паолы идеальную собеседницу.
— Я начинала работать как школьная учительница музыки, но решила сменить занятие. Эта работа совсем не оставляла времени на то, что меня действительно увлекает.
— А именно? — полюбопытствовала мать.
— Я сочиняю песни, — с гордостью призналась Паола.
Мэтт заметил, как его родители переглянулись. Интересно, что они подумали? Внимание Бетти опять переключилось на Паолу.
— Но это восхитительно, дорогая!
— Я пыталась выступать. В прошлом году, например, я пела национальный гимн на открытии игр в Ойлерсе.
У Мэтта перехватило дыхание. Она заявила об этом таким тоном, будто ее приглашали петь ведущую партию в Метрополитэн-опера. Он метнул взгляд на родителей, но они улыбались Паоле. Удивительно!
— А какие песни ты пишешь? — неожиданно для самого себя спросил он.
— Я сочиняю в стиле кантри… Балладная лирика. — В ее темных глазах сверкнули искорки. — Я посылала свои сочинения разным исполнителям, но пока без особых результатов. Сейчас я работаю со стихами Линды Перкинз.
— Линды Перкинз! — Все трое Норманов одновременно благоговейно произнесли это имя. Линда Перкинз — корифей кантри-музыки — была целой эпохой. Мэтт невольно почувствовал восхищение Паолой.
— Она, наверное, отвергнет эти песни, но что из этого? Под лежачий камень вода не течет.
— Справедливо, — заметил отец.
Мэтт встал.
— Думаю, нам пора.
На обратном пути Мэтт был так тих, что Паола начала волноваться. Неужели он разозлился на нее? После нескольких осторожных и безуспешных попыток разговорить его, она начала сосредоточенно смотреть в окно. Ей нравился ночной Хьюстон: город чем-то напоминал сюрреалистическую картину.
Когда они затормозили перед ее домом, Мэтт галантно обошел вокруг машины, чтобы открыть заднюю дверцу. Он протянул ей руку, и Паола почувствовала его крепкую теплую ладонь. В этот момент ее пронизал волнующий невидимый энергетический разряд.
— Позволь проводить тебя. — Они прошли к входной двери, я она медленно обернулась к нему.
— Не хочешь чего-нибудь выпить?
— Нет, спасибо, — ответил он. — Разве ты забыла, что тебе нужно рано вставать?
Паола согласно кивнула. Его лицо оказалось в тени. Она чувствовала только запах освежающего одеколона. Сердце забилось быстрее.
— Благодарю за чудесный вечер.
— Мне тоже было приятно. — В его голосе прозвучала нотка отстраненности.
— Мэтт…
— Что?
Она просто чувствовала, как напряглось его тело.
— Что случилось?
— Ничего.
— Ты злишься из-за того, что твои родители пригласили меня на субботнюю вечеринку?
— Нет.
Паола вздохнула. Все очарование вечера исчезло. Он выглядел несчастным, и именно это приглашение испортило ему настроение. Ничего больше.
Теперь он был смущен, не зная, как из этого выбраться. Очевидно, она ему не понравилась, и он не хотел ее больше видеть. Может, в душе он остался снобом. Ладно, подумала она. Я помогу ему. Завтра извинюсь перед ним по телефону и скажу, что никак не могу быть на вечере. Жестковат он для моего желудка. Гораздо лучше иметь рядом какого-нибудь музыканта.
— Доброй ночи, Мэтт, — сказала она, едва дотронувшись до его рукава.
Рука Мэтта дрогнула, будто к ней прикоснулись раскаленным металлом. Паола отпрянула и вдруг, к ее изумлению, он резко притянул ее к себе и обнял. Его поцелуй был пылким и неистовым. Паола почувствовала, как жар соблазна волнами разлился по всему телу. Через несколько секунд она обняла его за шею. Крепкие, уверенные руки сжимали ее талию. Голова закружилась: да, целоваться он мастер!
Губы Паолы разомкнулись под напором его губ, и она ответила ему с такой же страстью. Он прижал ее еще теснее, его ладони коснулись выреза на спине, и ее тело точно загоралось там, где касались его пальцы. Паола почувствовала, что тает, словно масло от жары.
Наконец, тяжело дыша, они оторвались друг от друга. У девушки подкашивались колени, когда он нежно гладил ее по щеке теплой и мягкой ладонью. Она вздрагивала. О господи, подумала Паола, что же мы тут делаем?
