Хоа Нхай показала ей орхидеи и прекрасные разноцветные франжипани, а также стрелиции и розы, которые ее отец получил в подарок от своего начальника-француза. Тхань смотрела на все это, словно на драгоценные камни. Заметив на деревьях обезьян или птиц, она радостно вскрикивала, словно видела их в первый раз.
— А откуда ты родом? — удивленно спросила Хоа Нхай, потому что не могла представить себе ни одного места в Сайгоне, где не было бы деревьев, цветов, птиц и обезьян.
— Как я уже сказала, из порта, — ответила Тхань. — Но, может быть, я водяной дух.
— Тогда вода должна течь у тебя из рукавов, — возразила Хоа Нхай, потому что знала от своей матери несколько историй про водяных духов.
Когда ее отец бывал дома, мать при нем не решалась рассказывать эти истории, но когда они были одни, Хоа Нхай слушала истории о духах воды, воздуха и о духах предков, которые бродили по городу или подкарауливали людей на рисовых полях.
— И у тебя был бы ил в волосах…
— Да, этого у меня нет, — ответила Тхань, осмотрев себя.
Они не смогли долго разговаривать, потому что Хоа Нхай позвала ее мать.
— Ты придешь завтра? — спросила Хоа Нхай, бросив взгляд на дом.
— Постараюсь, — ответила Тхань, которая вдруг, казалось, съежилась, словно хотела спрятаться от какого-то чудовища. — Я буду ждать тебя здесь.
И с этими словами она исчезла в кустах.
С того дня Хоа Нхай и Тхань стали встречаться каждый день. Чуть раньше, если Тхань удавалось поймать много рыбы, чуть позже, если ей везло меньше.
Однажды Тхань появилась в саду очень расстроенная. И шла она так неосторожно, что ее чуть не заметил один из слуг.
— Моя мама чувствует себя очень плохо, — сказала она, когда Хоа Нхай наконец нашла ее. — Мне нужно пойти в храм Семи Солнц и попросить богов о помощи.
Об этом храме Хоа Нхай еще никогда не слышала.
Она знала, что у Тхань есть только мама, потому что ее отец утонул уже давно во время рыбной ловли.
— Храм Семи Солнц — это самое страшное место на свете, — сказала Тхань таинственным голосом, потому что любила страшные истории. — Никто не входит туда после наступления темноты, потому что там живет злая старуха, которая одним своим взглядом может убить человека. Даже взрослые мужчины плюются, когда говорят о ней.
— А что тебе нужно в этом храме? — испуганно спросила Хоа Нхай. — И что будет, если тебя увидит старуха?
— Пусть хранительница и настоящая ведьма, но сам храм не злой. Говорят, что посреди внутреннего двора растет чудотворный куст жасмина, цветки которого приносят счастье, но лишь в том случае, если сорвать их в полночь.
— Ты хочешь пойти в храм в полночь? — Хоа Нхай недоверчиво посмотрела на Тхань.
— Да, и я хотела попросить тебя пойти со мной. Ты очень счастливый человек, и мне кажется, что ты могла бы мне помочь.
Хоа Нхай никогда не задумывалась над тем, счастлива ли она. Но она жила в этом большом доме, у нее был чудесный сад, и никто не посмел бы назвать ее нищей. Да, наверное, она счастлива! И она заинтересовалась этим храмом, пользовавшимся дурной славой.
— Ну, хорошо, — ответила Хоа Нхай, — я пойду с тобой. Но как цветы жасмина могут помочь твоей матери? Надо заварить из них чай для нее?
— Нет, я положу ей веточку под подушку. А потом буду молиться за нее. Я уверена, что тогда она выздоровеет.
Была светлая лунная ночь, когда Хоа Нхай прокралась через ворота сада. Если ее родители узнают, куда она направляется, они ее накажут. Однако она дала обещание Тхань и хотела сдержать его.
Идя по дороге, которую ей описала Тхань, Хоа Нхай заметила, что город становится каким-то странным. Здания казались все беднее и беднее, и запахи были непривычными.
— Хоа Нхай! — прошептал вдруг кто-то в темноте. И сразу же из темного угла вышла Тхань и обняла подругу. — Значит, ты все-таки пришла.
— Я ведь обещала. Надеюсь, что еще не слишком поздно.
— Нет-нет, сейчас самое подходящее время, — ответила Тхань и показала на луну. — Когда мы дойдем до храма, будет ровно полночь. Надеюсь, что хранительница храма уже будет спать.
— Мы будем вести себя тихо, как мыши, — сказала Хоа Нхай, подбадривая подругу, хотя сама очень боялась хранительницы храма.
На северной окраине города хижины бедняков лепились друг к другу, словно крысы на холоде. В отбросах рылись бродячие собаки. Где-то раздавался плач.
Тхань схватила подругу за руку.
— Не бойся, — сказала она. — Люди здесь бедные, но никому ничего плохого не делают. Многие из них участвовали в восстаниях против tây[6]. Их покарали. И поэтому сейчас они вынуждены жить здесь.
Хоа Нхай ничего не знала о восстаниях и наказаниях. Ее отец никогда не говорил плохо о tây, потому что работал на них.
За бедными хижинами простиралась свободная земля. Луна отражалась в рисовых полях, которые покрывали землю, словно промокшие ковры. Вдалеке могущественно и угрожающе вздымались джунгли, откуда раздавались крики обезьян.
— Как дела у твоей матери? — спросила Хоа Нхай, когда они оставили хижины позади.
— Она становится все слабее, — ответила Тхань. — Я очень боюсь, что она умрет.
— Когда твоя мать получит цветки жасмина, она снова станет здоровой.
Через какое-то время перед ними показался храм. Время и дожди стерли черты каменных лиц, украшавших его. Вокруг него росла очень высокая трава, что немного обеспокоило девочек, потому что под длинными стеблями часто прятались змеи, которые могли неожиданно укусить, если на них наступить. Маленькую тропинку к воротам едва можно было различить.
Подруги осторожно крались по тропинке. Лунного света было достаточно, чтобы отличать камни, ветки и сучья от змей и скорпионов. Через некоторое время обе девочки почувствовали себя немного увереннее и пошли быстрее. Перед воротами в храм они остановились.
— А какие боги здесь живут? — спросила Хоа Нхай.
— Я этого не знаю, — ответила Тхань, благоговейно рассматривая здание. — Но если у них есть сила, чтобы вернуть человеку здоровье и принести ему счастье, значит, это очень дружелюбные боги.
Девочки медленно приближались к воротам храма. Непогода и время сделали дерево черным и отняли блеск у колокола, язык которого имел форму рыбы.
— Она, конечно, спит, — прошептала Хоа Нхай, чувствуя, как дрожит рука Тхань. — Посмотри, нигде не горит свет.
— Духам свет не нужен.
— Она всего лишь человек, — возразила Хоа Нхай, потому что ее отец всегда утверждал, что духов не бывает. — Она, конечно, спит.
Хоа Нхай положила руку на толстые деревянные брусья. Они все еще хранили в себе тепло дня. Еле дыша, она прислушалась к тому, что делается внутри храма. «Там, где есть люди, есть и звуки», — говорила ее мать. По звукам можно понять, есть ли жизнь в помещении. Девочка ничего не почувствовала. Ветерок ласкал камни, что-то шуршало, однако это были всего лишь листья. Храм казался мертвым. Когда девочки немного нажали на дверь, она поддалась и открылась — к сожалению, не беззвучно. Скрип петель эхом разнесся по всему двору. Хоа Нхай окаменела. Был ли слух у старухи таким, каким он бывает у пожилых женщин, или же она слышала лучше?
