Генерал Ласкар, получивший за Севастополь «Рыцарский крест», был одним из немногих румынских военачальников, к которому немцы относились всерьез. Немецкие пропагандисты даже сгоряча объявили его геройски павшим в рукопашном бою. Погорячились, ибо после нескольких дней боев генерал капитулировал вместе с 6 тысячами подчиненных. Надо сказать, что военные способности Ласкара по достоинству оценили и в Кремле. После того, как в августе 1944 года наступление Красной Армии вынудило Румынию перейти из лагеря союзников Гитлера на сторону антигитлеровской коалиции, генерала сделали… министром обороны теперь уже просоветской Румынии.
Но никакие приказы и действия отдельных румынских частей уже не могли заставить немецких солдат и офицеров с уважением относиться к тем, чью трусость они считали главной причиной своего разгрома.
В советском плену румыны получили возможность свести счеты с относившимися к ним с презрением немецкими союзниками. Воюя хуже немцев, они оказались намного лучше приспособленными к выживанию в условиях плена. Здесь румыны могли смотреть на немцев сверху вниз.
Бортрадист бомбардировщика Клаус Фрицтше по опыту шестилетнего пребывания в советских лагерях для военнопленных назвал румын «фракцией лагерных властителей, которая работала преимущественно в кухне и на ее периферии». Вот, например, что происходило, по его воспоминаниям, в 1945 году в лагере для военнопленных, расположенном к северу от Дзержинска. Здесь военнопленные разных национальностей добывали торф. Точнее, торф добывали главным образом немцы, а власть во внутрилагерном самоуправлении захватили румыны и сербы—изменники, воевавшие на стороне немцев. Немцы на общих работах торф добывают, а их балканские союзники в это время «блатуют» с командным составом МВД, сообща занимаясь кражей и разбазариванием продовольственных продуктов и обмундирования погибших, которых похоронили нагими. Ни один из немцев не владеет русским языком. Жаловаться некому. Около 80 % немецких пленных — дистрофики…
Около одной трети начального состава заключенных этого лагеря погибло за пять месяцев. От такой жизни среди немецких пленных возникло движение под лозунгом: «Долой сербско—румынскую мафию!». Переломить ситуацию удалось с помощью немца родом из Румынии. Хитрый румынскоподданный немец сумел «подставить» лагерных «аристократов». Ему удалось информировать «кого следует» о запланированной крупной краже продовольствия и обмундирования, организованной начальством лагеря в сотрудничестве с «самоуправленческой» верхушкой.[29]Группа воров попала в засаду.
НЕМЦЫ И РУМЫНЫ ПОСЛЕ СТАЛИНГРАДА
Исследователь Пауль Карель в своей книге «Восточный фронт. Выжженная земля» также подчеркнул роль, которую сыграли румыны в успехе советского десанта в поселке Станичка под Новороссийском. (Возникший в результате высадки плацдарм назвали Малой Землей. В брежневскую эпоху советские пропагандисты неумеренным прославлением подвигов начальника политотдела 18–й армии Л.И. Брежнева внушили людям несколько скептическое отношение к значению этих боев. Между тем блестящая высадка под руководством майора Цезаря Куликова может служить инструкцией по подготовке и проведению десанта с моря.) Карель писал:
«Там себя в операции проявил русский офицер. События в поселке Станичка — особая глава в истории войны в России…
Западный мол занимала батарея 105–мм гаубиц. Ядро обороны бухты и порта составляло зенитное боевое подразделение 164–го резервного зенитного дивизиона с двумя 88–мм орудиями, собственно береговая оборона внизу на берегу находилась в руках частей 10–й румынской дивизии.
И под носом этих сил майор Куников высадился у Станички…
Прикрывающие берег отряды 10–й румынской пехотной дивизии были полностью деморализованы мощным артиллерийским огнем русских, и, как только перед их разрушенными оборонительными сооружениями появился первый советский солдат, румыны побежали, не выпустив ни единой пули.
Через полчаса один из штурмовых отрядов Куликова достиг позиции еще боеспособной 88–мм пушки. Поскольку это была не самоходная пушка и без тягача, немецкий лейтенант приказал взорвать орудие и отступил вместе с расчетом. Впоследствии его отдали под трибунал, но оправдали.
Второе орудие, поврежденное, расчет взорвал, когда все попытки восстановить связь с ротой не дали результата.
При такого рода обороне неудивительно, что первая волна майора Куликова не только не понесла никаких потерь (Карель ошибся — потери были, но небольшие. — Авт.), но и быстро продвинулась вперед, смогла закрепиться и создать плацдарм для остальных сил. Шестьсот русских десантников, пришедших со второй волной, нашли, таким образом, хорошо подготовленные позиции.
У немцев, напротив, все шло не так. Никто не знал, что произошло. Владевшие необходимой информацией румынские части отступили в горы».[30]
Союзники могли еще крайне не вовремя проявить желание подчеркнуть свою самостоятельность. Вот с каким случаем, например, столкнулся передовой отряд 1–й гвардейской танковой армии в январе 1944 года:
«Обходя опорные пункты врага, первыми к плотине у Сутиски вышли танки старшего лейтенанта Костылева и лейтенанта Горбача, а также бронетранспортер лейтенанта Балюка. Здесь они стали свидетелями пограничного конфликта. Дело в том, что за Южным Бугом начиналась территория «Великой Транснистрии» — оккупированные советские земли, отданные Гитлером Румынии. Здесь нес пограничную службу отряд румын. Завидев советские танки, немцы пытались проскочить на западный берег. Но румынская застава вдруг потребовала соблюдения формальностей пограничного режима. Взбешенные гитлеровцы развернулись в цепь, открыли по пограничникам автоматный огонь. Пограничники ответили огнем из пулеметов и винтовок. Появившиеся танки Балюка и Гавришко быстро уладили пограничный инцидент: смяв обе конфликтующие стороны, они овладели плотиной и электростанцией, подготовленной врагом к взрыву».[31]
Кровавые инциденты с румынскими союзниками случались у немцев все чаще и чаще. Вот какой случай вспоминал маршал бронетанковых войск А.Х. Бабаджанян:
«В Залещиках оказался еще и полк королевской армии Румынии, в то время союзницы Германии. Привели командира этого полка. Переводчик перевел мне следующие его слова:
— Его полк с большим удовольствием сдался в плен русским, а сам он этого сделать не может — связан присягой королю Михаю.
— Скажите ему: он и так уже в плену.
— Он повторяет: связан присягой.
Тогда я подошел к упрямому полковнику и стал крестить его, произнося при этом нараспев, как священник:
