— «Что, что». Татары там ещё со времён Крымского ханства жили, а потом, сам знаешь, их Сталин чуть не в двадцать четыре часа — в Сибирь, в казахские степи, на спецпоселение. Погибло их тогда — несчётно. Целую нацию обидел. А народ обиды долго помнит, мы татаро-монгольское иго сколько веков поминаем! А ведь у нас Родину не отнимали, церкви не разрушали. А они стали на свою Родину возвращаться, а там давно захватчики обосновались, кладбища распаханы, мечети снесены. Ты что, думаешь, они к нам любовью горят? Хорошо, хоть мстить вроде не собираются, понимают, что, мы, нынешние, ни в чём не виноваты. Хотя… Они возвращаются, а им селиться не дают — земля-то вся расхватана, ничейной давно нет. Они самозахватом, тут милиция, они за ружья, в общем, весело. Того и гляди, война вспыхнет.
— Ну и не фига было Украине отделяться, самостийности захотели, вот пусть хлебают свою самостийность.
— Да ну тебя, Вовка, ты же понимаешь, что не народ отделялся, а политики. Народ до сих пор против, да кто его слушает!
— Ладно, Олежек, ну их, у нас своих проблем под завязку. Твои родители когда вернуться должны?
— К весне.
— Поработаем.
— Тогда пошли отсюда, делать всё равно нечего, Тамара на совещании, Анна Абрамовна её ненаглядная какие-то бумажки клепает, завтра уж и работать начнём, хотя до первого сентября какая работа? Ну что, по пиву, — Володька хитро посмотрел на Олега, — или новенькой математичке пойдём помогать?
— По пиву, — чуть замешкавшись, отозвался Олег.
Глава 5
Ольга спала плохо, и спала и не спала, так, бред какой-то. Она, конечно, слышала, когда вернулась Вика, ей даже приснилось, что она привстала, язвительно сказала Вике: «Быстро же вы управились», на что та, округлив глаза, непонятно ответила: «Да, мы старались побыстрее, чтобы ты не беспокоилась. Я даже не раздевалась». Но потом Ольга поняла, что это сон, что Вика уже сопит, слегка похрапывая, и снова погрузилась в странное оцепенение. В этом мареве сна и яви всплывали картины причудливо перемешанных событий: мокрый московский снег на ветках финиковых пальм и пляжных лежаках; завуч Анна Абрамовна, хитро подмигивающая: «А куда это вы собрались?»; толпы каких-то детей, носящихся по пляжу, а потом голос директора: «Ольга Ивановна, ну наведите же порядок!» Наконец, калейдоскоп ярких бредовых событий прервался, и Ольга услыхала протяжный заунывный голос, будто исполняющий какую-то несложную музыкальную фразу. Фраза эта повторялась снова и снова. Ольга открыла глаза и поняла, что это ей уже не снится. Голос доносился с улицы, из-за светлеющего зеркального стекла французского окна. «Да ведь это муэдзин на утреннюю молитву созывает, — вдруг поняла она, — Господи, громко-то как!» Она встала и на носочках, чтобы не касаться всей ступнёй холодного каменного пола, подскочила к окну. Несмотря на свою массивность, оно отодвинулось удивительно легко, скользнув вбок, будто салазки по льду. Снаружи оказалось ещё светлее, чем представлялось через затемнённое стекло. Небо, пока ещё не просветлённое солнечными лучами, отдавало голубизной, густо замешанной на ночной черноте; на востоке, над морем, в пелене тумана уже ясно просвечивал красно-оранжевым пламенем шар восходящего солнца. Утренний ветерок, вовсе не холодный, а лишь бодрящий, ласково затеребил оборки её ночнушки, нежно защекотал шею и нахально пополз по голым ногам от щиколоток и выше, так что Ольга непроизвольно даже дёрнула пяткой. В воздухе висел чудный запах утренней свежести, невыразимо радостный, пахнущий счастьем, будто улыбка только что проснувшегося ребёнка. Над отелем вновь поплыл протяжный голос, чуть искаженный хрипотцой динамиков. «По радио передают», — подумала Ольга и тут же, глубоко втянув в себя прохладный аромат утра, решила: «Пойду на пляж». Она быстро натянула купальник, накинула на плечи новый, купленный специально для поездки белый махровый халат, и тихонько, стараясь не разбудить сладко посапывающую Вику, выскользнула наружу.
Пляж, казалось, ещё спал и был недоволен её ранним вторжением. Песок, обжигавший вчера ноги, сегодня хватал за ступни холодными мокрыми пальцами, низко стоящее солнце отбрасывало длинные, пугающе корявые тени, с моря тянул ветерок. Вода была удивительно тихой и прозрачной, ни одна, даже лёгкая морщинка не царапала её зеркальную поверхность. Ольга подошла поближе и, опасливо ёжась, вытянула одну ногу, коснулась кончиками пальцев хрустальной поверхности. Вместо ожидаемого холода море ответило ласковым теплом. «Нет, попозже искупаюсь», — подумала Ольга и, усевшись на лежак, откинулась назад, подставив лицо лучам восходящего солнца. «Господи! Какое блаженство, — неожиданно для себя самой подумала она. — Красота-то какая!»
Первые лучи солнца, пробив облачную утреннюю дымку, словно невесомыми тёплыми перышками ласкали её кожу, проникали сквозь неё, достигали чего-то глубинного, сокровенного, лаская и просветляя не только тело, но и душу.
Так же ласково светило солнце в тот день, три года назад, первого сентября, когда она, одетая в свой единственный парадный «костюм деловой женщины» (чёрные облегающие брючки, приталенный чёрный пиджак и белая блузка), спешила через парк к школе. Было ещё совсем рано, только-только пропиликало семь часов, но Ольга всё равно шла быстро, будто опаздывая.
Вскочила она сегодня рано, ещё до звонка будильника, хотя и ставила его на шесть утра, как-то удивительно быстро привела себя в порядок, выпила чашку чая с единственным тоненьким бутербродом («Нет, нет, мама, я больше не хочу»), чуть-чуть подкрасилась и, чмокнув в щёку маму (традиция!), вылетела на улицу.
В школу она пришла рано, но далеко не первой, многие кабинеты были открыты, учителя сновали по коридору с торжественно озабоченным видом, о чём-то переговаривались. С Ольгой вежливо здоровались, но разговоров не заводили, да и сама она активности не проявляла, так как не помнила, кого как зовут. Помнила, конечно, директора, Тамару Витальевну, завуча Анну Абрамовну, а вот других — нет. И спрашивать было неловко, и что делать, она не представляла. Что дальше будет? Куда ей идти?
Вдруг над школой загремела музыка, «Школьный вальс», потом ещё какие-то песни про школу, на улице всё рос и креп детский гомон. Проскочил, куда-то торопясь, Владимир Петрович, ему было явно не до неё, у директора в кабинете толпились люди, все спешили, только она потерянно стояла в коридоре.
— Ну как вы? — кто-то тронул её сзади за плечо. — Не потерялись?
Она обернулась и увидала Олега. В светло-бежевом костюме и галстуке он был мало похож на того весёлого парня в джинсах и кроссовках, который, лёжа под ней на полу, удивлённо моргал своими, в общем-то хорошенькими, глазками. Ей захотелось отшутиться, но она неожиданно для себя самой жалобным голосом спросила:
— А что мне делать?
— Вам что, ничего не сказали? — Олег смотрел на неё без тени улыбки, он вообще был серьёзен и как-то по-военному подтянут.
— Нет, — Ольга испуганно смотрела на него, — а что, нужно было что-то уже сделать? Что, уже поздно?
