Были они очень разными. Володька — высокий, сухопарый, крепко сбитый. Во всех его несуетливых, но энергичных движениях ощущалась сила и пластика. Волосы он стриг коротко, но, даже будучи короткими, они упрямыми тугими кудряшками в беспорядке топорщились на голове, его ширококостные, крепкие руки и грудь, видимая в проёме расстёгнутой рубашки с короткими рукавами, тоже были покрыты густыми чёрными завитками. Крупный нос чуть с горбинкой, чёрный разлёт бровей… В общем, был он похож на «лицо кавказской национальности». Вот уже несколько лет, с тех пор, как начались в Москве теракты, он всё время таскал с собою паспорт, дабы иметь возможность доказать свою принадлежность к племени славян и коренных москвичей. Говорил он громко, напористо, часто помогая себе жестами. Был он уже несколько лет женат и в прошлом году справил своё тридцатилетие.
Олег был пониже ростом, русоволос, коренаст, будто бы то, что он недополучил в высоту, добирал шириною плеч, охватом груди. Его русые волосы, выгоревшие за лето до соломенной желтизны, были тонки, легко раздувались даже слабым ветерком, поэтому он тоже носил короткую стрижку. Говорил он негромко, очень спокойно и убедительно, жестикулировал мало, грубым шуткам предпочитал лёгкую иронию, был начитан, в прошлом ноябре обмыл с Володькой свои 24 года. «Пацан!» — заметил тогда Володька.
С первых дней работы Олега в школе они почувствовали взаимную симпатию, тем более что и мужиков-то в школе было всего трое: они двое, да ещё отставной майор, преподаватель ОБЖ, но тому было около шестидесяти, так что и пообщаться в школе больше было не с кем. Правда, общаться днём было и некогда. Всё время с детьми, даже не помнишь, с кем из учителей здоровался сегодня, а с кем нет, так и здороваешься весь день с каждым, кого встретишь, на всякий случай, чтобы не обидеть ненароком. Олег как-то после уроков зашёл в спортзал, когда там тренировалась школьная волейбольная команда, зашёл и встал у стеночки, пока заметивший его Володька не крикнул, чуть вызывающе: «Присоединяйтесь, Олег Иванович!» Олег присоединился и скоро уже стал часто после уроков заходить к Володьке «покидать мячик». У того по вечерам всё время были какие-то тренировки со старшеклассниками. Олег оказался не чужд спорту, играл и в волейбол, и в баскетбол, и в футбол, а когда рассказал, что много лет занимался подводным плаванием в Севастополе, ребята его совсем зауважали, да и Володька тоже.
— Ты где всё лето был? — спросил Володька. — Я пару раз звонил, тишина, никто к телефону не подходит. И видуха у тебя подозрительная, загорел как негр.
— Я как в Крым уехал почти сразу после выпускного, так весь отпуск и просидел, пять дней как вернулся.
— Невесту, что ли, там нашел?
— Невесту? Нет, не невесту. Я с подводными археологами работал.
— Халтурил, что ли? Деньжат подрабатывал?
— Какие там, к чёрту, деньги! Государству, Украине этой незалежной, наплевать, Россия теперь — заграница, археология никому вообще не нужна. Вернее, нужна, если что-то ценное найдут. Тогда да! Национальное достояние! Законы всякие, каждый лапу наложить рад. Потом это достояние всплывает где-нибудь на западном аукционе. А пока экспедиция, пока поиск, пока черновая работа, денег ни у кого не проси, не дадут.
— Ты что же, за свой счёт работал? Или это какая-то левая экспедиция? Как это? Чёрные археологи?
— Нет, нормальная экспедиция. Собрались просто ребята, которые за это дело болеют, выпросили кое-какие деньги на оборудование и питание. Только с аквалангом нормально работать там мало кто умел, вот я и согласился. Там в бухточке, на дне, галера лежит затонувшая, ещё со времён греческой колонизации. Сохранилось мало, но амфоры, керамика кое-какая, это есть. Копались потихоньку. Я больше инструктором, да за техникой следил и под водой поработал, конечно. Интересно!
— А кормили как?
— Нормально: каши, консервы, там бывший совхоз рядом, фрукты, виноград можно так набрать, можно купить за копейки. Объедались.
— Значит, ты весь отпуск из моря не вылезал. То-то я смотрю — рожа довольная, как негр чёрный… Эх, Олежка, завидую я тебе! Я бы тоже вот так, на всё лето, куда-нибудь в спортивный лагерь. И отдохнёшь, бывало, и отпускные все целы. Я, когда за клуб выступал, любил на сборы ездить. Днём тренировки, а ночью… У нас рядом женская волейбольная тренировалась. В номер только к утру. Тренер материл… Откуда силы только брались?! К осени деньжат поднакопится. А что, всё лето живёшь на халяву, купишь себе что-нибудь.
— Нет, у меня отпускные разошлось по мелочи. Я вообще не представляю, как бы я на них тут весь отпуск прожил, на месяц бы не хватило. А ты как? Ездил куда?
— И ездил, и не ездил. Сначала ремонтом занимался, так, косметика, где подмазать, где подклеить, потом к тёще в деревню с Танькой: сено, молоко, картошка — красота! Отдохнул, конечно.
— Быстро отпуск пролетел, все говорят: у вас, учителей, отпуск большой, а какой он большой, кажется, будто только начался, и вот уже август кончается. А ты что, давно на работу вышел?
— Нет, два дня. Мне Тамара позвонила, тут кое-что для спортзала выделили, получить нужно было. Ты-то что решил? Перед отпуском, помнится, уходить собирался: «Дурдом! Надоело!»
— Собирался. Но что-то не собрался. Меня всё лето в Москве не было, а сейчас куда уходить? Нужно было место подыскать. Да и… Ладно, ещё годик поработаю, а там — видно будет. Слушай, а эта новая математичка откуда взялась?
— Не знаю, нас царица Тамара познакомила. Я когда в первый день вышел, она уже тут была, в кабинете шуршала. Слушай, чей это кабинет был? Кто его так уделал? Тамара даже заботу проявила: «Помогите, — говорит, — нашему молодому коллеге, а то она испугается и убежит». Ну такой, как не помочь, сам понимаешь, только она меня быстро отшила. А с тобой, я смотрю, сразу обниматься полезла.
— А то як же! — Олег самодовольно разгладил несуществующие усы. — Мы хлопци гарни!
— Что, в хохлы перекрестился? Как там, вообще, в Крыму?
— Вообще, хреново. — Олег посерьёзнел, убрал с лица самодовольную дурацкую улыбку и задумчиво поглядел в окошко. Лицо его будто затвердело, яснее выступал высокий лоб, чётче очертились губы. — Там же русских большинство, да и украинцы, те лучше по-русски, чем по-украински говорят. В Севастополе много военных моряков, которые в отставку вышли, жить остались. Многие говорят: «Нас Россия предала, пока нужны были, помнили, а потом выбросили, как старое тряпьё». Они, в Крыму, автономию хотят, а Киев давит, им эта автономия, как заноза в жопе. Денег не дают, налоги отобрать стараются.
— Да, просрали мы Крым. Нельзя было его хохлам отдавать.
— А как не отдашь, когда у нас даже границы сухопутной нет, да была бы… Что же, войну из-за него начинать? А кормить его как? Промышленности нет, работу не найти. Только благодаря курортникам и живут, российским, а сами украинцы мало туда ездят, нищета. В Севастополе все с флота кормятся, кто хоть каким боком к флоту пристроился, тот ещё ничего, а остальные выживают. Коз держат, прямо в парках пасут, чтобы с голоду не помереть. Вообще-то бардак, тут тебе и наш флот, и украинский, нашим хоть деньги регулярно платят, а тем… Вот и стараются на каждом шагу лишнюю копейку урвать. Злятся все друг на друга: украинцы на русских, русские на украинцев, вместе — на татар, на Киев, на Москву. Татары, те вообще на всех злые. В общем, когда хреново, все на всех злятся.
