– Да вы настоящая маленькая чертовка, Андрия Сун Инван! – от души рассмеялся Люк.
Ее голубые глаза были полны негодования, когда она с легкой насмешкой в голосе воскликнула:
– А вы, брат Люк, сами-то верите? На самом деле верите в весь этот вздор? Про Бога и Иисуса, явившихся четырнадцатилетнему мальчику? Про ангела Морони и золотые таблички? Кажется, у маленького Джозефа Смита были слишком живое воображение и неодолимая жажда власти!
Люк не знал, что сказать. То ли возмутиться и оскорбиться, то ли простить свойственную молодости категоричность суждений. Он выбрал нечто среднее.
– Вы заслуживаете хорошей порки, юная леди, – проговорил он с подчеркнутой строгостью в голосе.
– Так за чем же дело стало, брат Люк? – поинтересовалась она, смотря на него озорными глазами.
У Люка горело лицо, и он невольно шагнул назад, когда девушка подошла ближе. «Какая, к черту, пятнадцатилетняя девица! Самая натуральная развратница!» – пронеслось у него в голове. Во время прогулки он посматривал на Андрию и не мог не заметить то, что скрывалось под бесформенной одеждой, – округлую грудь, вдруг колыхнувшуюся под блузкой, очертания стройной ноги, характерное покачивание бедер… Люк не был близок с женщиной с той далекой незабываемой ночи накануне его отплытия из Сан-Франциско. И сейчас, в этот самый момент, его долгое воздержание напомнило о себе невыносимым, доводящим до безумия вожделением. «Господи, прости мою душу грешную!»
Он желал Андрию так, что ему пришлось собрать все силы, чтобы удержать себя от непоправимого. Он жаждал одного – сорвать одежду сначала с нее, потом с себя и овладеть ею прямо здесь, на этой высокой душистой траве. Люк как мог незаметнее сунул руку в карман брюк, чтобы убрать слишком уж явные проявления своего состояния. Андрия словно прочла его мысли и опустила глаза. Этого вполне хватило, чтобы умертвить взбунтовавшуюся плоть.
От ее улыбки Люк испытал воистину танталовы муки.
– Вам нехорошо, брат Люк? У вас лицо все красное.
– Наверное, на солнце перегрелся. Все время на палубе, под открытым небом… – пробормотал молодой служитель церкви. – Мне, пожалуй, лучше всего пойти поспать часок до ужина. Я очень вам признателен за прогулку, Андрия. От всей души благодарю! Увидимся позже.
Он резко повернулся и, не вынимая из кармана судорожно сжатую руку, заспешил вниз по склону.
Люк уже подходил к дверям миссии, а в ушах все продолжал звенеть девичий смех, негромкий и нежный, как перезвон знаменитых китайских колокольчиков под ласковым дуновением ветерка.
Глава 4
Первый месяц жизни в миссии оказался весьма поучительным для Люка Каллагана. Вместе с Тондлоном и Андрией, которые оказались замечательными помощниками, он вдоль и поперек исходил окрестности, разыскивая горемык, нуждающихся не только в Божьей, но и в человеческой помощи. Над Юго-Восточным Китаем пронеслись муссоны и оставили после себя массу всевозможных болезней – инфлюэнцу, холеру, дифтерию, оспу и совсем неведомые недуги, у которых даже не было названия.
Бесплатная лечебница при миссии была хорошо оснащена лекарствами: хинин, мышьяк, белладонна, настойка опия… А еще Люк обнаружил толстенную медицинскую энциклопедию, в которую углублялся каждый вечер.
– Учусь во время работы, – бросил он Тондлону, когда они вдвоем накладывали лубок на сломанную ногу лесоруба, неудачно упавшего с дерева. Каллаган впервые в жизни столкнулся с переломом и совсем по-детски радовался, потому что у них все получилось. – Сделали так, как в книге написано! – гордо возвестил он, когда они, перенеся стонущего мужчину в глинобитную лачугу, осторожно опускали его на соломенную циновку. – Ну вот и хорошо. Теперь тебе будет легче. Выпей-ка вот это. – Люк осторожно влил в рот несчастного немного настойки опия и передал пузырек жалобно причитавшей жене лесоруба. – Если ему будет хуже, дай еще немного этих капель.
Женщина схватила руку Люка и принялась покрывать ее поцелуями, что-то торопливо приговаривая. Она говорила слишком быстро, и Люк, хотя уже и сделал определенные успехи в китайском, ровным счетом ничего не понял. С умоляющим видом он повернулся к Тондлону.
– Женщина говорит, что она, ее муж и их дети до конца жизни будут у вас в неоплатном долгу. И спрашивает, как им отдать этот долг? – перевел китаец.
– Скажи ей, что никакие долги отдавать не нужно. Я просто исполнил волю Божью. Пусть они возносят свою благодарность Ему.
Тондлон повторил его слова по-китайски. И мужчина, и женщина вдруг стали очень серьезными. Люк почувствовал в их голосах волнение, когда они заговорили почти одновременно.
– Они смущены, потому что у вас другой Бог, не тот, в которого верят они. Ваш Бог не примет их благодарность.
– Это не так. Скажи им, что мой Бог слышит молитвы всех и каждого на земле. – Люк немного поколебался. – Скажи им, что для людей Бог всегда един, как бы его ни называли.
– Я им, конечно, переведу это, но… – Тондлон улыбнулся и покачал головой.
– Не утруждай себя беспокойством, еретик! Давай-ка лучше переводи.
Супруги кивнули и вполголоса заговорили друг с другом.
– Подожди-ка минутку, – сказал Люк после краткого раздумья. – Я вот о чем подумал. Если они действительно хотят что-то для меня сделать, попроси их отдать детей в школу при миссии всего на одну неделю. Если детям там понравится, пускай и дальше ходят. А если нет, так на нет и суда нет, они просто заберут их обратно.
– Однако быстро же вы набираетесь опыта, друг мой! – ухмыльнулся Тондлон. – Лукавый миссионер, да и только.
Он перевел предложение Люка.
Обсуждение возобновилось с новой силой. Наконец мужчина пожал плечами, и женщина повернулась к Люку. Лицо ее сияло от радости.
– Они согласились на ваше предложение. Дети будут ходить в школу.
– Скажи им, что я их благодарю и что приду завтра утром – посмотреть, как заживает нога.
Случаев, подобных этому, было не счесть. У китайцев принято не оставлять доброе дело невознагражденным. Обычай требовал, чтобы проявление доброты, великодушия и милосердия обязательно получало пусть скромный, но ответный отклик.
Когда Люк не навещал больных, то вел дружеские беседы со стариками и дарил им приятные пустяки: жестянку с чаем, плитку шоколада или табака, леденцы для внуков, а то и корзину с фруктами и овощами совсем обнищавшим. Язык давался ему все лучше и лучше, и контакт с жившими в округе людьми становился более тесным.
Все больше детей приходили на занятия в школу при миссии, и совсем немногие переставали ходить после первой испытательной недели.
– Вы самый удачливый священник из всех, кого я видела в миссии за все это время, – заметила ему Андрия, когда они не спеша прогуливались по лугу на дальнем склоне холма, на котором располагалась миссия.
