— Да, — согласился Юрий, ничуть не удивившись осведомленности Вари. Как все мужчины, он не сомневался ни единой секунды: интересное ему столь же интересно той, которая сейчас на расстоянии вытянутой руки. — Она давно и успешно развивается в Венгрии, ее отец — доктор Петер Секе. Родион Степанович — его последователь, я знаю, — поспешил добавить он. — Я читал его работы, потому и приехал в аспирантуру сюда. К нему. Мне нравится его метод.
Варя слушала Юрия, кивала, но видела ровные чистые ногти на пальцах, которые лежали поверх маленькой ручки кофейной чашки. Он поднимал ее, отпивал глоток и ставил на блюдце без стука. Варя смотрела, как золотится на солнце пушок на запястье — сильном, крепком, как у штангиста.
— Он, — продолжал Юрий, — умеет записывать песни птиц и их крики. Он умеет делать то, что может не каждый. Он исследует их в замедленном темпе. Получается эффект, как при рапидной киносъемке. Вы знаете, да, Варя, что такая съемка превращает быстрые движения в медленные на экране?
— Конечно, поэтому дедушка никак не хочет расставаться со старым магнитофоном «Весна». — Она пожала плечами. — Сейчас столько новой техники…
— Этот старый магнитофон, который у него, я знаю, позволяет замедлять пение в сто двадцать восемь раз. А значит, услышать звуки, которые не уловит человеческое ухо. Доктор Секе назвал это методом акустического микроскопа. С его помощью можно записывать голоса птиц нотами и вставлять в музыкальные сочинения птичьи песни.
— Вы, Юрий, — она впервые произнесла его имя, и голос внезапно стал хриплым, — собираетесь работать с музыкантами? Сейчас в моде этническая музыка, а голоса природы…
— Да-да, — закивал он. — Сейчас это модно. Не знаю, как у вас, но у нас еще более модно держать дома певчих птиц. Людям нравятся канарейки. Новые… — он поморщился, пытаясь найти слово, которое не давалось ему, — у вас их называют новые русские, а как назвать по-русски наших… гм… новые эстонские, вот! — Он обрадовался ценной находке, а Варя расхохоталась.
— Новые эстонские, — повторила она, — скажете тоже. Новые эстонцы, может быть?
— Может, — кивнул он. — Но суть в том, что этих канареек надо учить петь. А если сделать записи песен разных птиц, то можно продавать диски. Много дисков. На земле живут восемь с половиной тысяч птиц. — Он улыбнулся. — Есть выбор, да?
— Интересно, а можно научить канареек чужой песне? — спросила Варя. Она недавно слышала разговор деда с кем-то о русских породистых канарейках.
— И чужой тоже, — сказал Юрий. — Они очень хорошо улавливают высокие ноты.
— Понятно, — сказала Варя.
— В Таллине открыты кафе, где в клетках поют соловьи, жаворонки, — рассказывал Юрий. — Но я хочу использовать их голоса и в другом деле — в сельском хозяйстве, отпугивать стаи, например, скворцов. Они налетают тысячами на поля фермеров. — Его брови сошлись на переносице, лицо посуровело. — В Европе они губят плантации оливок, виноградники. А если на полях транслировать испуганные крики птиц, то стаи улетят, и урожай будет цел. Понимаете?
— Дедушка говорит, что с его коллегами в Европе и Америке даже аэропорты заключают договоры, — вспомнила Варя.
— Конечно. Бывает, самолеты падают, когда сталкиваются с птицами. На взлете и на посадке. Поэтому они хотят иметь звуковые репелленты, — закончил Юрий.
— Репелленты, — усмехнулась Варя, постукивая ладонью себя по колену, обтянутому синими джинсами. — Вы говорите о голосах птиц как о каком-то антикомарине.
— Но это так. — В голосе Юрия появилась настойчивость, а взгляд его замер на Варином колене. Оно было круглое, туго обтянутое. Она перехватила его взгляд и покраснела. Он улыбнулся и посмотрел ей в глаза. Она покраснела еще гуще. — Эти звуки помогают отпугивать чаек, чибисов и других птиц, которые гнездятся неподалеку от аэродромов, — пояснил он.
Варя поймала себя на том, что не слишком вникает в суть слов, которые он произносит. Ей нравилось слушать его голос, замечать легкий акцент. Он был даже не в произношении, особенно старательном, а в интонации, не совсем русской.
— Вы улыбаетесь, — удивленно заметил он. — Но это известный метод.
— Нет-нет, я не потому… я не спорю. Дедушка писал об этом в статьях. Я читала. А вы?.. Вы тоже что-то пишете? — нашлась она.
— Немного. — Юрий довольно улыбнулся. — Но будет… — он явно подыскивал слово, — будет… — Он не нашел ничего более точного и сказал: — Будет много. — И вздернул подбородок.
Варя кивнула.
Юрий выпил последний глоток кофе. Они оба вздрогнули, когда в двери заскрежетал ключ.
— Дедушка, — сказала Варя. — Это он так скрежещет.
— Как сойка, — заметил Юрий. — Она предупреждает об опасности примерно так.
— Правда? — на этот раз совершенно искренне удивилась Варя его быстрой реакции. — Вы на самом деле здорово распознаете голоса птиц.
— Да, — сказал Юрий, в его взгляде мелькнуло удовольствие, которое она уловила безошибочно.
— Приветствую, — сказал Родион Степанович, сбрасывая с плеча куртку, которую снял еще на лестнице. Она болталась, перекинутая точно так, как он перекидывал ковер из своего кабинета, отправляясь выбивать его на улицу. Это своеобразный ритуал, который он называет очищением берлоги. — Прошу прощения, Юрий, что заставил ждать. Как, тебя не утомила компания? — Он кивнул на Варю. — Хотя бы кофе или чаем ты его угостила, Варя?
— Спасибо, да, — сказал гость и улыбнулся.
— Ну и ладно, теперь пошли ко мне.
Когда мужчины закрылись в кабинете, Варя почувствовала, как сильно взмокла футболка, красная, с жар-птицей на груди — стилизованным фазаном желтого цвета. Варя опустилась на диван без сил. Руки и ноги дрожали, как после экзамена.
Она чувствовала, что на самом деле сдала какой-то экзамен самой себе. И получила пропуск куда-то, где она еще никогда не была…
6
Варя могла бы приказать себе и закончить неожиданный вечер воспоминаний. Она давно научилась управлять собой, но сегодняшнее знакомство с гусаром растревожило. И она, вспоминая, словно еще раз хотела убедиться, в чем была ее ошибка с Юрием. Чтобы больше не совершить подобную…
…Могла ли Варя заснуть в ту ночь? Могла ли заснуть в следующую? И тем более в ту, которая шла за ней? Ведь именно наутро Юрий должен был прийти к Родиону Степановичу снова. Он обещал научить Юрия различать голоса дроздов — черного, рябинника и белобровика.
Родион Степанович делал вид, словно не замечает Вариного нетерпения.
— Ну, — сказал он ей, — как тебе мой новый аспирант? Как думаешь, выйдет из Выйка толк? — скаламбурил он.
— А какой толк ты от него хочешь? — вздрогнув и надеясь, что незаметно, спросила Варя, стараясь придать голосу искреннее равнодушие. Она сумела унять пламя, которое мгновенно устремилось к щекам. Она отвернулась к окну — поправить легкую занавеску, нижний край которой, утяжеленный металлическими цилиндриками, завернулся. — Я думаю, надо помыть окна. Уже пора. Правда? — спросила она, не оборачиваясь и озабоченно сдвинув брови.
