В общем, чем хуже я себя вела, тем хуже было для меня. Чем хуже вел себя Лайам, тем лучше было для него (то же относится и к ловкому агенту). Так что о пресловутом равенстве полов и заикаться нечего. Вот потому-то я и не хотела, чтобы кто-нибудь прослышал о моих шашнях с Томом.
– Можно и мне завалиться в клуб к извращенцам? – с надеждой спросил Лайам.
Не в пример своей славной кулинарной братии, с любым, даже самым мерзким, блюдом он расправлялся мгновенно. У него был такой повышенный метаболизм, что пища переваривалась быстрее, чем он ее поглощал, – словом, настоящий хищник.
– Нет, нельзя, – резко возразила я.
Я вовремя сообразила, что если попрошу Лайама никому не говорить, что бываю в «Резиновом шаре», то добьюсь прямо противоположного эффекта. Лайам еще та свинья, к тому же страдает словесным недержанием, поэтому немедленно выложит все первому встречному. Гораздо лучше притворяться, что все вокруг и так знают о моем увлечении и плевать хотели. Тогда болтовня Лайама выглядела бы совсем «не круто». А это для него самое страшное.
– Какой у тебя будет прикид?
– С какой стати я должна тебе рассказывать? – спросила я учительским тоном. – Ты и так сегодня перевозбужден.
– Ага – представил тебя в обтягивающем виниле.
– Лайам, заткнись, а? Нам нужно поговорить о твоей карьере.
Это предложение всегда превосходно затыкало ему рот и откупоривало уши. Он все еще не мог поверить в свою удачу.
У Лайама за спиной был большой опыт работы в дорогих ресторанах, но, не желая вкалывать на чужого дядю ни минуты больше, чем это необходимо, Лайам устроился в контору, которая организовывала приемы и банкеты. И очень скоро благодаря таланту и безумным выходкам Лайам стал знаменитостью. Готова спорить, он переспал не только с хозяйками, для которых готовил, но и с их мужьями. Когда я сто лет назад работала официанткой, двое моих коллег – один гей, другой натурал – умудрялись хамить посетителям в необыкновенно обаятельной манере. Причем чаевые они получали вдвое больше моего, хотя я лезла из кожи вон, показывая чудеса вежливости и исполнительности. Та история помогла мне извлечь пусть горький, но все же урок.
Лайам был колоссально одарен вышеупомянутым талантом. Он бесстыдно имел своих клиентов, а они были ему за это благодарны. Делу не вредил и быстрый «междусобойчик» на кухонном столе после ужина.
Когда слухи о Лайаме поползли по Лондону, его взяла на заметку некая Фелисити, находчивая продюсерша кулинарных телешоу. Она как никто умела углядеть жемчужное зерно под шелухой. Свет уже видел ее кулинарные программы с какими-то сомнительными типами, которые после выхода шоу на экраны просыпались знаменитыми. Фелисити запросто могла работать в Голливуде – хватка и интуиция позволяли ей отыскивать таланты в самых неожиданных местах. Лайам в те дни являлся лишь полуфабрикатом: он никогда не управлял рестораном, не имел сложившейся репутации, если не считать нескольких восторженных выкриков объевшихся его стряпней гостей. Ни один дурак не поставил бы на Лайама и фунта, но Фелисити сделала на Лайама стойку.
И теперь мой клиент стоял на пороге славы. Его программа должна была выйти на Би-би-си в следующем месяце. Одновременно с ней мы планировали выпустить в продажу его книгу «Лучшее от шеф-повара», на ее глянцевых страницах физиономия Лайама мелькала чаще, чем его рецепты. Мы готовились произвести настоящий бум. Когда я говорю «мы», то имею в виду наше агентство, издательство, телевизионщиков с Би-би-си и продюсерскую компанию Фелисити. Макушкой же этого айсберга была я. Мне приходилось водить за ручку каждого и следить, чтобы никто никому не подставил подножку (последнее было особенно сложно).
До сих пор мне удавалось обходить острые углы. Но обойти Лайама невозможно: он слишком ценная находка. Что и говорить, на сегодняшний день он – вершина моей карьеры. За моим проектом следили все: и Ричард, управляющий директор, и человек, благодаря которому я получила повышение. Не оступиться – это уже был бы подвиг. Но мне этого мало. Я должна добиться ошеломительного успеха.
Я шла по канату, стараясь не смотреть вниз, иначе мои жалкие останки прямиком отправятся в реанимацию. Поэтому я концентрировалась на каждом своем шажке. И пока все получалось. Например, сейчас мы должны были обсудить появление Лайама на страницах британской прессы.
Пока официантка убирала наши тарелки, я зачитала Лайаму список журналистов, которые хотели взять у него интервью. Я не предлагала удовлетворить всех, просто хотела наглядно продемонстрировать, как мы заботимся о нем. Весьма трезвый расчет. Если бы Лайам сейчас появился в каждой газетенке, то после выхода программы в эфир о нем никто уже и слышать не захочет. Нам нужно набраться терпения. Когда зрители увидят шоу, мы снова отдадимся печатной прессе – дабы подогреть интерес. К тому же после предварительных показов нескольких серий шоу стало ясно, что нас ждет успех. Интерес прессы будет и так обеспечен, когда программа выйдет на экраны. Поэтому спешка нам ни к чему.
Я протянула Лайаму список, в котором маркером выделила издания, на какие стоит обратить внимание. Лайам, однако, едва взглянул на него. Он вдруг окаменел, словно его цапнула какая-то ядовитая тварь. Я и раньше замечала за ним такое. До Лайама наконец-то начало доходить, во что он ввязался. Вот уже месяц, как все серии были отсняты и книга отредактирована. Лайам счастливо проматывал аванс, но деньги он рассматривал скорее как свалившуюся с неба удачу, нежели как преддверие оглушительного успеха.
Я усмехнулась: приятно видеть хвастуна Лайама таким оторопевшим. Официантка подлила нам вина. Лайам забыл наполнить бокалы – верный признак растерянности. Обычно если карьера моих клиентов стремительно взлетала за одну ночь – после публикации в воскресном «Таймс», например, – то они, разумеется, радовались, но воспринимали свой успех как очередную удачную сделку. Для Лайама же все только начиналось. Нет более верного способа вывести из равновесия заядлого хвастуна, чем одним ударом осуществить все его дикие фантазии.
Лайам рассеянно возился с горячим. Мне нравилось наблюдать за ним. Из-под толстого слоя бравады сейчас проглянул неуверенный в себе мальчишка. Обычно Лайам пыжится сильнее, чем целая коллекция вибраторов на полке секс-шопа. Я с удовлетворением отметила, что сегодня его батарейки слегка подсели и вибрирует он вполне вяло.
– Молчание – знак согласия, – подытожила я. – Как ты смотришь на то, чтобы сфотографироваться голым для женского журнала? Не волнуйся, они заретушируют твои достоинства, – добавила я прежде, чем Лайам успел обрадоваться.
– А… да… Идет. Как скажешь, – пробормотал он. Я отправила в рот кусок запеченного лосося и со страхом покосилась на большую миску картофельного пюре, стоявшую перед Лайамом. Стоит мне лишь дотронуться до пюре, и я уже не остановлюсь. Я вздохнула, вообразив себя позирующей нагишом для мужского журнала. Только не это, даже если они заретушируют мои достоинства! Хорошо Лайа-му, на нем нет ни грамма жира, ну, если, конечно, не считать аппетитной попки. Чтобы отвлечься от этих мыслей, я снова посмотрела на пюре. В этом году почему-то решительно все ели картофель в виде пюре. В прошлом году его поглощали печеным. В следующем нас, вероятно, ждут жареные дольки какой-нибудь невероятной формы, припудренные острым красным перцем. Хотя вполне возможно, что пюре и удержит лидерство.
