Свернув записку, он положил ее и билеты в ящик стола. Придется пригласить кого-нибудь на спектакль. Или вообще не ходить, просто забыть о нем, да и все.
С этим Оледенением и без того холодно будет, а тут еще придется коротать его в одиночку. Он вздохнул.
Она намекала, что собирается бросить его, еще до того, последнего дня, но это было как раз в тот месяц, когда вновь прибывшие беженцы дрались на улицах с группами ультраправых из Виллджамура, и он ни о чем больше не мог думать. Инквизиция тогда схватила и казнила в назидание другим нескольких человек. Все они оказались разочарованными в жизни отставными пехотинцами; ходили слухи, что они симпатизировали правым.
А значит, у Джерида тогда совсем не было времени на Марису.
Она любит антиквариат. В таком старом городе, как Виллджамур, его много. Иногда, рассказывала ему она, ей кажется, что она вот-вот найдет старинную реликвию, которую проглядели культисты, и сделает на ней состояние. Но Джериду некогда было предаваться пустым мечтам, – по крайней мере, так он утверждал. У него на уме была одна работа. Приходя домой, он приносил с собой трагическую атмосферу древних улиц, нес ее как свое бремя. В его должностные обязанности входило поддержание порядка в городе, где проживает четыреста тысяч особей разных видов, но, стоило ему прийти домой, жена начинала вертеть перед его носом какую-нибудь новую покупку, рассказывать ее предполагаемую историю, вычитанную ею в старых книгах, которые она без конца покупала. Баловство! Современное джамурское общество завершало собой длинный ряд сменявших друг друга культур и цивилизаций, каждая из которых оставляла свой хлам и мусор. Конечно, культисты уже успели прибрать к рукам все сколько-нибудь значимое из наследия цивилизации Даунир. Остались лишь намеки на то, что когда-то, в иных обществах, таких как Кинтан, Азимут и другие, жизнь была лучше, а нынешний Виллджамур, пусть и столица империи, все же существенно уступает былым городам в культуре и цивилизованности.
Вполне естественно, что интересы супругов вскоре разошлись. Как-то вечером она устремила на мужа долгий взгляд и сидела, глядя на него и в то же время сквозь него, словно прямо там и тогда решала, бросить его или нет. Не было ни споров, ни обсуждений, а он не хотел даже спрашивать, почему она уходит, так боялся услышать какую-нибудь неприятную правду о себе.
Когда правда все же прозвучала, оказалось, что она вовсе не так горька, и от этого ему почему-то стало только хуже. Иногда, закрыв глаза, он слышал звук ее шагов, а когда она уходила, видел, как волочится за ней хвост, уползая в незакрытую дверь. Слышал тишину, наступившую в комнате после ее ухода. Он не верил, что в дело был замешан другой румель. Скорее, она ушла потому, что в ее жизни никогда по-настоящему не было мужчины. Она ушла, оставив ему лишь адрес для писем до востребования и указание не искать ее там.
Джерид чем дальше, тем сильнее разочаровывался в жизни.
Мало того, ребятишки, жившие дальше по улице, снова взяли моду швырять снежки ему в окна. Каждую зиму они изводили его тем, что обстреливали снежками его дверь, вынуждая его встать и открыть ее, а сами тут же давали деру и с ловкостью, доступной лишь городским жителям, растворялись в лабиринте улочек и переулков. Пострелята отлично знали, что он служит в инквизиции, и это престижное отличие превратило его в их мишень. Швырнуть в него снежок стало делом чести каждого мальчишки, а день, когда им не представлялось такой возможности, они, должно быть, считали прожитым напрасно.
Ублюдки.
Он как раз зевал, сидя за своим столом, когда в кабинет вошел его помощник Трист:
– Что, засиделись на работе, Джерид?
– Как обычно, – ответил он. – Но я ничего, справляюсь.
Он всматривался в человеческую фигуру помощника, хотя его занимало отнюдь не атлетическое сложение последнего и не его ярко-голубые глаза или густые темные волосы. Строго говоря, он даже не завидовал, просто молодой человек напоминал ему о давно прошедших временах – лет сто тому назад или больше, – когда сам Джерид еще следил за собой. И все же Джерид сохранил проницательный ум, к которому прибавился опыт.
Однако что-то, очевидно, было не так.
– Что на этот раз? – поинтересовался Джерид. – Ты опять из-за повышения по службе? Ты же знаешь, я считаю тебя лучшим из помощников. Для меня ты как член семьи, но ты человек, а правила есть правила.
Джерид и сам переживал из-за того, что не выдвигал Триста на повышение, учитывая, какие способности продемонстрировал молодой помощник и как он трудился для того, чтобы достичь своего нынешнего положения. Вместе они раскрыли больше ста преступлений. Джерид искренне хотел бы направить его на повышение, но знал, как отнесутся к этому нынешние власти. Людей никогда не допускали к ключевым должностям в инквизиции. Все дело было в том, что они слишком мало жили. Продолжительность жизни румелей составляла в среднем около двухсот лет, а значит, у них было больше возможностей достичь истинной мудрости. Так повелось издавна, еще первые императоры своими декретами установили такой порядок, чтобы сгладить некоторые шероховатости совместного существования двух рас гоминидов. Традиции разрушать нельзя, вот Джерид и не предпринимал никаких шагов.
– Дело не в этом, – ответил Трист, глядя в пол. – Все нормально. Я понимаю. – Но что бы он ни говорил, видно было, что такое положение вещей все еще причиняло ему боль. – Нет, вам лучше самому пойти посмотреть. Варкур сейчас не в городе, так что им нужны вы.
– Надеюсь, не беженцы опять бунтуют, – сказал Джерид. – Мы обошлись бы и без этого.
– Нет, это не они. У нас убийство.
– Убийство? – переспросил Джерид, вставая с неподвижным хвостом.
– Да. Очень высокого ранга, – сказал Трист. – Мы только что слышали вопль банши. Убит советник.
Рандур разглядывал следователя-румеля и его помощника-человека. Оба были в официальных темно-красных туниках, но у румеля из-под нее выглядывали коричневые брюки, точно он не любил свою форму. Следователь и его помощник изучали место преступления, где Рандуру было велено задержаться как свидетелю. На Фолке румелей почти не было, и теперь, глядя на него, Рандур думал о том, оттого ли у них и у людей развилось сходное мышление, что они веками жили бок о бок? Что важнее, природа или среда? Возможно, и то и другое.
У румеля была черная кожа, грубые возрастные складки виднелись на ней даже издалека, и Рандур подумал, что румель, должно быть, пережил уже немало зим. Чертами широкого лица он походил на соплеменников: те же впалые щеки, выпуклые блестящие глаза. Следователь бродил по переулку словно без всякой цели, его хвост мерно покачивался в такт шагам. То и дело он поднимал голову к небу, точно проверяя, не пойдет ли снег.
Продавцы и покупатели мельтешили на ирене за ними. На каком-то прилавке уже начинали жарить толстые ломти тюленятины, дым поднимался к балконам и мостикам над головами. Всюду продавали меха, выделанные шкуры – медвежьи, оленьи, рысьи, – из которых каждый мог изготовить то, что ему больше по вкусу. Здесь же можно было купить поддельные украшения разных племен и другую ремесленную фальшивку в том же духе. Их делали тут же, в Виллджамуре, и продавали по дешевке, но жители города не видели никакой разницы между подделками и настоящим продуктом, а если видели, то не придавали значения.
