Он стоит, уставившись на Эндрю.
Эндрю произносит: «Да? Чем могу помочь, молодой человек?»
Майкла удивляет, что Эндрю не узнает его.
Он смотрит от волнения в глубь дома, замечает Мэри Энн, и у него перехватывает дыхание. Сознание затуманивается, словно во сне. Он чувствует, что, если сейчас не выдавит из себя хотя бы слово, ему уже не удастся проснуться.
— Мэри Энн? Какого черта ты здесь делаешь? — Эти слова срываются с языка, прежде чем он успевает о чем-либо подумать.
Эндрю оборачивается, смотрит на жену, потом опять переводит взгляд на Майкла.
— Вы что, знакомы?
Но Мэри Энн лишь удивленно таращит глаза.
— Кто-нибудь объяснит мне наконец, что здесь происходит? — повышает голос Эндрю.
Майкл отворачивается от Мэри Энн и пристально смотрит прямо в глаза Эндрю.
— Это твоя жена? — спрашивает он.
— Да. А кто ты такой, черт возьми?
— Не могу поверить, что ты это сделал, Эндрю. Ты женился на моей девушке.
— Что?
— Я доверял тебе.
— Кто ты такой? — орет Эндрю. — О чем ты говоришь?
Этот вопрос вырывает Майкла из состояния, в котором он только что пребывал, сам того не сознавая, и тоже повергает его в изумление.
— Я… меня зовут Майкл Стиб. Я… просто забыл, что говорил минуту назад. Я даже не понимаю, что со мной.
Он хочет продолжить, объяснить, что вообще-то ему не свойственно безрассудство, но понимает, что усложнит все еще больше. Внезапно до него доходит, что он все-таки нашел Эндрю, встретился с ним лично, а это значит, что его миссия окончена. Слава богу. Уолтер говорил, что от него требуется только это, и, черт возьми, он выполнил обещание.
— Я, пожалуй, пойду, — произносит он.
Шурша резиной по асфальту Шестьдесят восьмой улицы, он видит в зеркале заднего вида Эндрю, который стоит на вылизанной лужайке перед своим домом и смотрит ему вслед.
* * *
Ему предстоит восемнадцатичасовая дорога домой, так что времени достаточно, чтобы все обдумать, но, похоже, мозги не готовы к такой работе. Как только он начинает осмысливать происшедшее, в голове происходит короткое замыкание — как у младенца, пытающегося освоить квантовую физику.
Вот почему он не сопротивляется, когда мысли отправляются в прошлое, которого у него никогда не было.
Он вспоминает, что прежде у Мэри Энн были рыжие волосы, а не седые, как сейчас, а еще он помнит корсаж, который она надела к студенческому балу. Он помнит и то, что она любила лимонный пирог, который часто пекла мать Уолтера, хотя никто не любил этот пирог больше, чем сам Уолтер, и еще она была единственная девушка, которая позволяла собаке Никки подпрыгивать и лизать ей лицо.
А ему самому есть ли что вспомнить? — задается он вопросом. Был ли у него студенческий бал? Была ли у него в школе девушка? Почему он больше скучает по прошлому Уолтера?
Он может предположить только то, что воспоминания Уолтера каким-то образом связаны с его собственными, и именно это объясняет тот унизительный инцидент на пороге дома Эндрю, но сейчас он слишком измотан морально, чтобы мучить себя новыми вопросами и искать на них ответы. Он знает, что для понимания происходящего, если такое вообще возможно, логика не применима.
Он решает переночевать в своем фургоне.
Во сне он видит себя на берегу родного ручья играющим на саксофоне, к нему подходит Уолтер и тихо садится рядом.
Это высокий широкоплечий молодой человек примерно того же возраста, что и Майкл. Темные волосы, темные глаза, легкой щетиной пробивается темная борода.
У него подбородок с ямочкой, как у Кэри Гранта. Военная форма местами порвана.
Майклу кажется, будто он его знает. Или хотел бы знать, если этого еще не произошло. Он из тех, с кем можно познакомиться на автобусной остановке или за стойкой бара и тут же завести разговор, поскольку Уолтер располагает к общению.
У него очень темные карие глаза, почти черные. Они многое повидали, эти глаза.
Майкл прерывает игру на саксофоне и жмет руку Уолтеру. Рука у него теплая и крепкая.
Майкл говорит:
— Я все испортил.
— Нет, — отвечает Уолтер, — ты отлично справился.
— Вышла какая-то путаница. Ты говорил, мне будет понятно, что делать.
— Ты все сделал правильно.
— Ты хочешь сказать, что больше от меня ничего не требовалось?
— Абсолютно ничего.
— Так что теперь все в порядке?
— Будет в порядке.
Удовлетворенный беседой, Майкл вновь берется за саксофон, звучит мягкая и печальная мелодия.
Уолтеру, похоже, нравится сидеть и слушать. Потом он ложится на землю, подложив руки под голову, и устремляет взгляд в облака.
Музыка звучит красиво, как никогда прежде.
Глава восьмая
Уолтер
Я вовсе не собираюсь оправдывать Эндрю и просить прощения за его поведение. Я лишь хочу рассказать вам, каким он был в дни нашей дружбы.
Конечно, в чем-то он, сегодняшний, такой же, каким был прежде. Вам просто нужно узнать его.
Скажем, по тому эпизоду в госпитале. Где я сейчас нахожусь. После эпизода с пулей-убийцей. Да, я понимаю, что сбиваю вас с толку, но, видит Бог, я этого не хочу. Так вот, это не имеет никакого отношения к тому случаю, когда мне снесло полбашки. Все случилось за несколько недель до того, как мне окончательно изменила удача. Я не люблю вспоминать то время, поэтому опущу самые страшные подробности.
Он навестил меня в первый же день. Во всяком случае, в первый день, когда я пришел в себя.
Я подавлен. Это результат ранения, но он еще не знает об этом, как, впрочем, и вы. Депрессию усугубило и то, каким я увидел свое тело сегодня утром, когда меня переодевали. Первые впечатления после случившегося. Первое по-настоящему серьезное ранение.
Зрелище не для слабонервных.
Такое впечатление, будто ваше тело собрано заново — гладкое и ровное, каким оно и должно быть. Хотя вы об этом никогда и не задумывались.
Первое, что я говорю, завидев его на пороге больничной палаты:
— Эндрю! Господи. Я думал, ты погиб.
Я словно вижу перед собой привидение.
Он отвечает: «А черт, меня убить невозможно». Потом мы молчим, не зная, что сказать друг другу.
Странная штука — мы ведь с ним старые друзья, а часто бывает так, что нам не о чем поговорить. Затем он, видимо что-то вспомнив, спрашивает:
— Так ты все-таки завалил того парня?
— Какого парня?
