Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
Все так и есть. Хотя площадь поменяла название, став площадью Республики, она по-прежнему ужасна. Все именно так, как метко описывает Альберто Вивиани, поэт-футурист и автор любопытной книги о "Джуббе Россе", откуда и взята цитата. Но площадь была ультрасовременной в те времена, когда это кафе стало знаменитым. Оно появилось на месте обшарпанного рынка и еврейского гетто, ограниченного улицами Рома, Брунеллески и Де-Пекори. Района, запечатленного на многих картинах Телемако Синьорини[27]. Хочется думать, что вочеанцы[28]выбрали это место именно потому, что оно было новым. И, подчеркивая свою идиосинкразию к прошлому и его руинам, предпочли место современное, хоть и некрасивое.
Заведением владели два немца, братья Райнингхаус, пивовары. Флорентийцы, находя это иностранное имя слишком трудным (или слишком нефлорентийским), стали говорить, что ходят к "красным пиджакам" (giubbe rosse), имея в виду форменный костюм официантов в венском стиле — красный смокинг с белым фартуком.
В первом зале пили пиво и читали итальянские и иностранные газеты, во втором был ресторан, а третий за небольшую помесячную плату занимал тихий "флорентийский шахматный кружок", основанный "методичными и по преимуществу меланхоличными людьми, почти сплошь делопроизводителями или магистратами Апелляционного суда, фармацевтами, инженерами без заказов и адвокатами без тяжб", как писал все тот же Вивиани. В общем, людьми, любившими часами сидеть в молчании, меряясь силами в самой чуждой экстра-версии игре в мире. Пока там не появились художники.
Вскоре третий зал "Джуббе Россе" стал излюбленным местом встреч участников молодого журнала "Лачерба", первый номер которого вышел 1 января 1913 года. "Здесь не поют по-лягушачьи"[29], — гласил подзаголовок на первой из его восьми страниц, выходивших два раза в месяц по цене четыре сольдо. Джованни Папини и Арденго Соффичи придумали его, а издатель Аттилио Валлекки выпустил в свет[30].
"Джуббе Россе" — это место,
куда ходят футуристы.
Если спорят — примирись ты,
больше в шашки не сыгра…
Эти строчки я частенько слышала от дяди Карлино, когда была маленькой. Речь идет о бурлескном стихотворном жанре, который лачербианцы называли "мальтузианским" в честь английского экономиста Томаса Роберта Мальтуса. Того, что написал "Опыт закона о народонаселении". Но какое отношение к поэзии имеет озабоченный проблемами демографии экономист?
Мальтузианец — это тот,
кто все ухватит и прихватит
и стрекало крепко всадит,
но прервется, не зако…
Метафора ясна? Иными словами, развеселые лачербианцы придумали поэтический размер, вдохновленный coitus interruptus (контрацептивный метод в согласии с теориями Мальтуса). Ретируясь за мгновение до финала, они обрубали конец последней строки. И стали виртуозами этой поэтической формы. В журнале таких стихов было опубликовано немало, авторство всех восходит к троице Соффичи — Папини — Фольгоре, некоторые довольно забавные:
Мясник-колбасник — это тот,
Кто, как вести торговлю, знает
И "бычье мясо" обещает,
Прилавок завалив конин…
Социалист — это тот,
Кто на всех сходках дерет глотку,
но он готов дать тут же дёру,
как увидит полицей…
Кальмар[31]— такая штука,
куда всяк запустит руку.
Всем любовникам наука,
Коль решили пожени…
А "Лачерба" — это штука,
куда пишут сплошь таланты,
там Папини ходит в главных.
Только выпал апостро…
В "Джуббе Россе" не только звучали стихи, там случались и потасовки. Об одной из них рассказывает Вивиани: поводом к ней послужила разгромная статья Соффичи о первой выставке художников-футуристов в Милане, напечатанная в "Ла Воче". 30 июня 1911 года Филиппо Томмазо Маринетти, Умберто Боччони и Карло Карра́ собрались гурьбой, желая отомстить за оскорбление, и без колебаний вломились в кафе, зная, что наверняка застанут тут автора статьи. Чтобы усмирить давших волю кулакам футуристов и отвечавших им Соффичи со товарищи, пришлось звать полицию.
На следующий день стычка повторилась на вокзале, где флорентийцы настигли отъезжающих футуристов, пока наконец в пылу потасовки они не осознали, что между ними больше общего, чем разногласий. Так, под звук оплеух, флорентийцы примкнули к футуристическому движению.
12. Причастие в "Христовой ракете"
Бабушка, едва вышедшая из детского возраста, уже стала бывать там, в третьем зале. Ничего не знаю о том, что там происходило, она сама никогда не рассказывала, но представляю, что она попивала кофе или лимонад, выставляя напоказ свою беззаботную, раскрепощенную юность.
Во Флоренции она выучилась на стенографистку.
Бабушка Рената, как рассказывает все тот же дядя Карлино, гордилась новой работой. Ее приняли в еженедельник под названием "Israel", журнал сионистского толка, основанный в 1916 году Данте Латтесом и Альфонсо Пачифичи[32]. Но она там долго не продержалась. Еще до того, как префектура Флоренции издала распоряжение о закрытии журнала, представители фашистского "Комитета итальянцев иудейского вероисповедания" разгромили его редакцию. Бабушка потом работала в других изданиях, пока не вышла замуж и не родила четверых детей.
Мы не евреи. Я получила крещение и первое причастие и даже прошла конфирмацию. И все это, как принято, до тринадцати лет, дабы ростки критического сознания не успели повредить вере. Мое христианское посвящение произошло в притворе "Христовой ракеты", построенной в худших традициях архитектуры семидесятых и своим убожеством сравнимой лишь с церквями Лас-Вегаса, куда на свадьбу приглашают двойников Элвиса Пресли. Видимо, для того, чтобы церемония выглядела еще более нелепой, наш священник велел всем девочкам облачиться в одинаковые платья. Им двигало благородное побуждение: не допустить, чтобы первое причастие превратилось в модное дефиле, в показ псевдосвадебных платьев и демонстрацию различия в уровне материального достатка. Что и говорить, благородная мысль. Но зачем же рядить нас монашками?
Ознакомительная версия. Доступно 7 страниц из 35
