1. Оракул
Я проснулся, дрожа, в тот момент, когда убийца собирался разделать меня на куски. Я много раз кричал ему «Пощади!», пока не упал на кровать, напоминавшую поле битвы. Когда я, зарывшись под подушку, открыл глаза, монстр исчез. Было жарко, но я дрожал под простыней, мокрой от пота. Я осторожно опустил на ковер сначала одну, затем другую волосатую ногу. Нетвердым шагом я подошел к зеркалу и отшатнулся от него при виде своего осунувшегося, мертвенно-бледного лица. Я с ужасом задрал подбородок, чтобы пощупать лимфатические узлы, предвещавшие скорый крах иммунной системы. Общий крах? Спид? Или просто насморк? Опухоль в горле или в мозгу?
Утро было ужасным. Каждые пять минут я подходил к зеркалу, чтобы убедиться — с возрастающей неуверенностью, — умираю я или нет, выгляжу я измученным или здоровым, осунулось у меня лицо или раздулось. Точнее говоря, я думал о своем больном, распухшем горле, где образовалась опухоль, которая скоро закупорит трахею, и я не смогу ни есть, ни пить, а затем и дышать. Я узнал в лицо эту смерть, которую каждый день ублажал алкоголем и табаком, в то время как чувство внутреннего протеста росло во мне и нашептывало: «Лечись, пока не поздно! Посмотри правде в глаза! Если болезнь неизлечима, врач приглушит твою боль и продлит твою агонию, чтобы ты успел завершить замечательное творение своей жизни!»
Слово «творение» может показаться высокопарным, учитывая мой пост главного редактора, напыщенная должность, которую я взвалил на себя, чтобы целиком погрузиться в издание бесплатного ежемесячного журнала, распространяемого среди таксистов. Под давлением различных осложнений отказавшись от многообещающей карьеры кинематографиста, ныне я распыляю лучшее, на что способен, в многочисленных рубриках под разными псевдонимами: «Шофер месяца», «Из истории парижских улиц», «Пригород — это забавно!», «Пенсионный фонд». Вдохновившись жизнью шоферов, я тщательно готовлю передовую статью, которая позволяет мне каждый месяц — под моим настоящим именем — адресовать человечеству глубокомысленное послание… Благодаря профессионалам «Такси Стар» настолько увеличил свой тираж, что владелец журнала стал соблазнять меня другими перспективами в своей издательской группе, предлагая мне возглавить парикмахерский еженедельный журнал или газету, посвященную вопросам страхования. При таком ритме я могу сделать блистательную карьеру. Мне позвонит специалист по подбору высококвалифицированных кадров. Иллюстрированный журнал закажет мне вести колонку хроники, а позже я напечатаю это отдельной книгой большим тиражом. И наконец получу необходимые деньги для реализации своего художественного проекта: полнометражного фильма о себе самом, сто десять минут скитаний. Я не выбыл из борьбы.
Но сначала сегодня утром надо победить ужасную болезнь. Замирая от страха, я еще раз ощупываю перед зеркалом свое горло, испуская хрип. Измеряю температуру, которая кажется совершенно нормальной, что доказывает, что болезнь скрытая и, видимо, неизлечимая. В половине девятого я открываю свою записную телефонную книжку и выжидаю еще полчаса, прежде чем набрать номер единственного врача из моего окружения: гинеколога, переквалифицировавшегося в создателя интернет-сайтов. Он продолжает лечить нескольких пациентов, чтобы свести концы с концами, но, когда он снял трубку, по его уклончивым словам я понял, что все его внимание приковано к экрану компьютера. Он не может меня принять в эти выходные. Возможно, в понедельник днем… Я рассчитывал на сочувствие, на интерес к себе этого доктора, с которым я познакомился у наших общих друзей. Я бы оценил, если бы он оторвался от клавиатуры ради той дряни, что гложет мое горло. Но я не смог его убедить. И, прежде чем повесить трубку, он добавил, что больница Ларибуазьер круглосуточно оказывает срочную оториноларингологическую помощь.
Мысль, что моим случаем займется государственное здравоохранение, принесла мне облегчение. Прежде перспектива провести субботу в приемной неотложной помощи испортила бы радостно начинающиеся выходные. Но сегодня утром мысль оказаться среди больных и пострадавших от несчастного случая принесла мне облегчение. Июньское солнце стучится в окно, но я испытываю сильное желание вылечиться. Я хочу точно знать, что со мной происходит; хочу оказаться в приемной, где такие же люди, как я, ждут, чтобы узнать, умрут они сегодня или завтра. В худшем случае меня уложат в постель, будут давать морфий и оставят умирать, обеспечив мне некоторое душевное спокойствие. А сиделки будут контролировать посещения моих заплаканных родственников…
Искупавшись, одевшись и позавтракав, словно в последний раз, и убедившись перед зеркалом в ухудшении своего физического состояния (помимо всего у меня выпадают волосы), отыскав на карте больницу Ларибуазьер, расположенную на окраине бедных кварталов на северо-востоке Парижа, и не забыв положить в сумку разные вещи, которые помогут мне скоротать ожидание в очереди (различные вырезки из газет, официальные бумаги, которые надо разобрать, бутылочку воды), я наконец захлопнул дверь квартиры, сбежал по лестнице и нырнул в метро.
* * *
Расположенная в глубине двора под темными стенами больницы служба неотложной помощи проводит прием в современной обстановке, претендующей на гуманность. Двустворчатая дверь сама собой распахивается, приглашая меня войти. В холле приятно пахнет медицинским спиртом. И я впервые за это утро чувствую, что моя беда созвучна обществу. В этом больничном холле мне, вероятно, придется долго ждать, но здесь крик, зов о помощи, сомнения и тревога естественны. От меня не требуется быть энергичным, блистательным и обворожительным. Отныне я могу быть просто больным.
Люди дожидаются решения своей участи, сидя на пластиковых стульях. Девушка с Антильских островов крепко прижимает к лицу компресс; мать нежно утешает ее. Тощий наркоман, нервно жестикулируя, ждет рядом со своей беззубой подружкой. Другие грызут ногти или же сидят неподвижно, не подавая признаков жизни: юные трупы в галстуках, чернокожие женщины в разноцветных бубу и несколько бедолаг, которые пришли, чтобы провести время в этом бесплатном театре. Между стульями бродит человек в пижаме; наверняка больной, спустившийся из палаты, чтобы развлечься. Я занимаю очередь у окошка регистратуры. В очереди принаряженная дама злится на невыносимую медлительность. Она платит за социальное обеспечение, поэтому требует навести порядок. Остальные вяло соглашаются с ней, но большинство давно привыкли к этому. Они проводят жизнь, стоя в очередях, поэтому для них это привычное и в чем-то успокаивающее ожидание.
