Вообще-то Коленька не такой Раздолбай Иванович, как можно подумать. У него золотые руки. Все, что хочешь, может сделать. Хочешь — дом построит, хочешь — машину починит. А то, что перебивается случайными заработками — так это от широты натуры. Ему много раз предлагали постоянную работу с хорошими деньгами. А он не идет. Ему свобода дороже. Коленька — свободный художник. Но за своих он горой! И Ксюше с Тосей за Коленькой, как за каменной стеной!
— Главное для девушки — встретить хорошего человека! — говорит Тося, и глаза ее торжественно влажнеют. — И этого человека полюбить!
— Эк, куда тебя понесло! Полюбить… От любви в жизни — одни неприятности. Нет, не любовь для женщины главное. Для женщины главное — правильного мужика за хобот поймать! И можно считать, что жизнь удалась!
У Тоси от негодования начинают подпрыгивать очки на носу.
Тося — романтик. Она наивная и доверчивая. Когда-то она работала на метрополитене. Потом продавала газеты в киоске союзпечати. А в конце жизни ей подвернулось дело по душе — теперь она билетерша в театре оперы и балета. И, наконец, счастлива. Она по сто раз пересмотрела в театре все постановки. И на все сводила Ксюшу. Тося боготворит театральный мир. Мир демонов и нимф. Волшебников и колдунов. Мир любви и коварства.
За наивность и доверчивость Ксюша Тосю и любит. Но если бы не практичный Коленька, они бы с Тосей пропали…
— Ты, Ксюха, ее не слушай! — говорит Коленька, строго кивая на Тосю. — Ты дядьку слушай! Он тебе плохого не посоветует! — Коленька умолкает, хмурится и некоторое время сердито молчит. — А любовь… Ну ее… Мы одну уже видели… — Коленька ничего больше не говорит. Но Ксюша и так понимает, что он вспомнил ее маму.
— Коля! — предупреждает Тося.
Коленька смотрит в окно и хмурится. Но и сам понимает: его занесло в ту область, которую они с Тосей договорились не обсуждать.
Смешные они. Ссорятся. Бояться за Ксюшу. Все думают, как бы ее без родителей счастливой вырастить. А она уже выросла. И все понимает.
Коленька некоторое время сидит, раскачивая одной ногой, положенной на колено другой. Потом вздыхает.
— Сорок две жены… Или сорок одна… И не лень султану с ними со всеми говнотерки разводить…
Ксюша смеется.
Зря они за нее волнуются. Она счастлива. И ей хорошо в этом их маленьком мире. В домашнем мире тепла и любви.
— Ладно! Кончай базар! Сегодня двенадцатое число, — напоминает Коленька и встает. — Собирайтесь, девки! Идем на кладбище.
Двенадцатого июня умерла Ксюшина мама. Умерла в праздник — Ксюша это точно запомнила, по телевизору показывали танки, которые ездили по Москве.
Каждый год двенадцатого июня они втроем — Ксюша, Тося и Коленька — ходят на кладбище.
Кладбище, на котором похоронена Ксюшина мама — старое. Тонкие березки, пробившиеся там и сям между оградами, давно стали большими деревьями. Лес как будто пророс в кладбище. В июне здесь отчаянно голосят птички…
Коленька выдирает пробившуюся сорную траву. Подсыпает песку на дорожку. Проверяет, не расшаталась ли самодельные скамейка и столик. Если нужно, подкрашивает ограду.
Тося в это время раскладывает на столике принесенную закуску. Огурчики, яйца, колбасу… Наливает в три стаканчика вино… Для такого случая у нее есть специальные стаканчики. Не большие и не маленькие…
Коленька поднимает свой стакан, и его мизинец торжественно оттопыривается.
— Ну, Оля, докладываю: — говорит он, обращаясь к могиле. — Живем мы дружно и ни в чем не нуждаемся. Ксюха твоя — девка что надо, учится хорошо и все у нее в порядке. Так что спи спокойно! Пусть земля тебе будет пухом.
Тося сморкается и кивает, да-да именно так… Коленька, хоть и раздолбай, а умеет сказать правильно, как надо.
Ксюша вместе со всеми отпивает из своего стаканчика. Вино сладенькое, пахнет подпорченным виноградом.
После первого стакана Коленька сразу же выпивает второй. Потому что, как известно, между первой и второй… После второго он тоже не закусывает, а закуривает сигаретку.
Все молчат и вспоминают Ксюшину маму. Каждый по-своему.
Мама умерла, когда Ксюше было пять лет. Раньше на кладбище Тося всегда плакала. Ей было жалко Олю, которая ушла так рано. Жалко маленькую Ксюшу, которая осталась сиротой и толком не понимала, что с ней произошло. Теперь Тося не плачет. Только вздыхает. И смотрит куда-то вдаль, между белых стволов…
У Коленьки на кладбище всегда строгое и величественное лицо. Потому что кладбище есть кладбище. Все здесь когда-то окажемся, и никто не знает когда. Может быть завтра — и этот факт нужно принимать философски, мужественно.
— А ну-ка, мать, начисли нам еще по пятьдесят грамм! — говорит он.
— Куда погнал! — прикрикивает на него Тося. — Что за спешка! И закусывай давай, закусывай!
— Что за босяцкий базар, маруха! — обижается Коленька. — Я тебе не пацан сопливый. Свою норму знаю!
Тося крутит головой — да-да! Как бы не так! — и все же нагибает бутылку над подставленным стаканом. Себе тоже наливает на донышко. И Ксюше добавляет капельку.
— Пустобрех! Ты, когда выпьешь, на артиста похож… На этого… как его…
— На Сталлоне, — подсказывает Коленька. И ногтем мизинца вылавливает из портвейна какую-то букашку, барахтающуюся в сладкой отраве.
— Да нет… На этого…
— На Ван Дамма? — Коленька красноречиво указывает глазами на свой бицепс.
— Да нет… На этого… как его… Ну, клоун такой…
Тося так и не может вспомнить фамилию. У нее с возрастом с памятью становится все хуже и хуже.
А Коленька презрительно фыркает. Нашла с кем сравнить, бабка! С клоуном! Ксюша, глядя на них, смеется.
— Эх, Ксюха! А все же повезло тебе с родителями! — выводит Коленька.
Ксюша соглашается. Почему же не повезло? Конечно, повезло.
А Тося пристально смотрит ей в лицо.
— Ты помнишь мать-то? — каждый раз спрашивает Тося.
— Помню.
Тося гладит Ксюшу по голове.
- Вот и молодец.
На самом деле Ксюша, отвечая на этот вопрос, каждый раз лукавит — чтобы Тосю не огорчать. То есть она отчетливо помнит измученную женщину, с которой ее, пятилетнюю, приводили проститься в госпитальную палату. Но мамой для нее была совсем другая — смеющаяся веселая красотка, которая год за годом смотрит на Ксюшу с фотографии на эмали, прикрепленной к кладбищенскому граниту.
Еще совсем маленькой Ксюша, слушая разговоры взрослых о ином мире, в котором теперь находится мама, о мире, в котором маме хорошо, решила, что эта овальная фотография — как будто маленькое окошечко из того мира. И мама каждый раз, когда они приходят, выглядывает в это окошечко, видит Ксюшу и смеется. Это и есть Ксюшина мама.
