Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
Через десять минут Димка был уже на очередной литературной дискуссии, опрокидывал в себя одну за другой рюмки, балагурил и впервые за много дней чувствовал себя прекрасно. Конкурентка, рассказчица-филологиня, неожиданно оказалась у него в кулаке и теперь бросала тревожные взгляды из угла. А он её как бы не замечал. Теперь она на коротком поводке. В любой момент можно довести до сведения жюри, что она мошенница. Тоже мне будущая мать-одиночка! На жалость решила взять. Да и рассказы у неё слабенькие, фальшивые. Пока же основным достижением было то, что она больше не пела. Только начала, но Димка попросил прекратить, и филологиня покорилась. Остальные были поражены, никому до этого не удавалось унять певицу.
В тот день выпивали в их с Маратом и Сашей комнате. На этот раз плечи Лисы согревал пуловер дагестанского фантаста. Гости читали стихи и спорили о литературе. Революционер рассказал, что, кажется, именно в этой комнате лет сорок назад повесился знаменитый сценарист и поэт. Весёлый был парень.
— На этом самом крюке, — уверенно заявил революционер.
Все посмотрели на сверхъестественно большой крюк, на котором, как и сорок лет назад, висело полотенце.
Поговорили о судьбе художника в России, о творческом кризисе, писательских гонорарах и прочих вещах такого рода. Ветеран-крепыш предложил побороться на руках. Поборолись. Революционер проиграл крепышу, но быстро нашёлся, объяснив проигрыш недавней операцией на плече. Окрылённый победой, крепыш достал нож. Трофей, с мёртвого боевика снял. Литераторы-мужчины посмотрели с уважением, литераторы-женщины — с трепетом. Втыкая нож в паркет, крепыш заговорил о России и о том, что ни в телике, ни в церкви, ни на улице не встретишь ни одного русского лица. Поэт с бородкой кастильского гранда и дагестанский фантаст сделали вид, что не слышат. Поэт даже стульчик чугь подальше отодвинул. Крепыша это только подзадорило.
— Одни п###расы! — бушевал уже никем не сдерживаемый крепыш, всё глубже засаживая трофейное лезвие в пол. Видимо, в его голове нерусскость как-то смешалась с гомосексуализмом.
— А чего ты хочешь? Стгана оккупигована, насаждают чуждую культугу! — поддержал драматург-революционер. Он махнул кулаком с трубкой так, что обсыпал пеплом всех сидящих.
— Правильно! — раздался одинокий, немного женственный голос. Все обернулись. Голос принадлежал крашеному поэту Саше, в котором Димка ещё в первый день заподозрил представителя нетрадиционной сексуальной ориентации.
— П###расы всё захватили и командуют! — трогательно возмутился Саша, поддерживая крепыша-ветерана. — Гей-мафия! — Его тонкий голос и совсем уж не мужественная интонация никак не вязались со смыслом слов, из-за чего вышло довольно смешно.
— Сань, не сотрясай воздух, — попыталась урезонить поэта мужеподобная поэтесса без лифчика.
— А чего?! Я бы их сажал! — говоря, Саша теребил лицо и случайно сковырнул прыщик над губой. Ранка начала кровоточить. — Рождаемость вон упала из-за них! СПИД разносят! А ещё прав каких-то требуют!
— На Кавказе им яйца отрезают! — добавил крепыш-ветеран, проиллюстрировав свои слова взмахом ножа. Литераторы-мужчины поёжились.
— Я слышала, на Кавказе мужчины баранов трахают, — усмехнулась Лиса.
— Мага, расскажи! — попросили дагестанского фантаста. Он, бедняга, потупился и сжался весь:
— Разное бывает… может, некоторые… я тоже слышал…
— А сам пробовал? — гаденько поинтересовался поэт с бородкой гранда.
— Они ещё и зоофилы! Бараны тоже мужики! — обрадовался Саша, размазывая под носом желтоватую кровь. — П###расы-зоофилы!
— Мочить на х#р из подствольника! Начался общий гвалт и хохот. Кто-то предлагал мочить п###расов только на Кавказе, кто-то всех иидорасов вообще. Побочно предлагалось мочить богатых п###расов, просто богатых, участников шоу «Дом-2», хачиков, жидов, америкосов, узкоглазых, черножопых… Драматург-революционер предложил мочить всех, кто в Христа не верует, Марат, наоборот, всех, кто верует…
— Сань, чего ты бучу поднял, ты же сам п###рас… — Все примолкли. Сказала это всё та же поэтесса без лифчика. — А чего такого? Я вот баб люблю. Я же не виноватая. Вот в Маринку влюбилась. — Она кивнула на Лису, та улыбнулась. — Да мало ли кто кого любит. Вы же писатели, чего вы гоношитесь-то? Я вот живу в Иванове, раз в год в дурку ложусь на обследование. Мне друзья компьютер старый отдали, осваиваю. Раньше всё от руки писала, рассылала. Вот в Германии переводят, в Англии. Кого мочить-то собрались, литераторы? Выпили и забыли. Сань, у тебя прыщ лопнул. Утрись и разливай! — Поэтесса протянула Саше салфетку.
Саша, сидевший пунцовым с самых первых её слов, не знал куда деваться. Его так и дёргало, хотелось выкинуть что-нибудь глупое, перебить все стёкла в окне. Димка впервые обратил внимание на его ноги, обутые в новенькие, купленные к поездке на конкурс, скруглённые со всех сторон недорогие ботиночки женского размера, с сильно бросающейся в глаза резиновой подошвой. Если бы Димка видел только эти ботиночки, не зная, кому они принадлежат, то решил бы, что их хозяйка — сухощавая, невысокая школьная учительница, обиженная на окружающее бескультурье, торжество соляриев и красивых тел. Саша взял салфетку, булькнул что-то в ответ поэтессе, запыхтел.
Я налью, подставляй стаканы! — нашёлся Димка. Ему очень стало жалко Сашу, стыдно за его слова и за его пунцовость, стыдно за остальных и за себя почему-то, хотя во время скандала он ни слова не проронил. Может, из-за этого и стыдно. Надо, наверное, было что-то сказать неглупое. А лучше неглупое и смелое. Чтобы не было всего этого позорного трёпа. Димка видел, что не только ему стыдно, всем но по себе. Захотелось, чтобы забылось поскорее замялось. Его осенило:
— Предлагаю игру: у кого было больше женщин с литературными именами?
— Что значит с литературными именами?
— Ну, Анна, например, как Каренина. Или Маргарита.
— Почему только женщины? — возмутилась Лиса. — Что, игра только для парней и Наташки? — Она послала мужеподобной поэтессе воздушный поцелуй.
Можно и про мужчин!
Давай лучше, с какими именами не было, а то много с какими было! — потянувшись изнеженным котом, предложил Армен и подмигнул Лисе.
Отлично! — Димка обрадовался, что идею подхватили. Ему очень нравилось быть миротворцем. Теперь его слушалась не только филологиня, по и все остальные. Он получал от этого удовлетворение. — У всех налито? Тогда начинаю! У меня никогда не было… не было Офелии!
* * *
Часам к двум ночи Димка уже порядком на-брался. Гости ему не мешали, он просто попросил их убрать задницы со своего матраса и завалился спать между диваном Саши и кроватью Марата. Зубы решил не чистить. Спьяну Димка отлично засыпает, но спит плохо. Просыпается часа через три-четыре и больше заснуть не может. Так случилось и на этот раз. Часу в седьмом утра Димка стал просыпаться. Ещё в полудрёме он различил знакомые звуки… Впрочем, звуки эти знакомы не только Димке. Многим, надо признать, они знакомы, очень многим. Да, пожалуй, всем они знакомы. Шушуканье мужского и женского голосов, шелест рвущейся обёртки, а следом щелчки раскатываемого и натягиваемого на что-то латекса, проверенного лазером. Конкретно в той мизансцене мужской голос принадлежал прозаику Марату, а женский… в это трудно было поверить, но женскую партию исполняла губастая, клыкастая и сисястая Лиса. Вот так проныра, этот пучеглазый моргальщик!
Ознакомительная версия. Доступно 9 страниц из 43
