Я спешу обратно (а вдруг она ушла?), но она на месте, стоит у танцпола с четырьмя девчонками, смеется и шутит так, словно знает их всю жизнь, а не весь вечер. Я изображаю на своем лице нечто вроде легкой скуки и совершаю несколько вылазок, с индифферентным видом проходя мимо незнакомки в надежде, что она посмотрит на меня, схватит за локоть и скажет: «Расскажи мне все о себе, очаровательное создание». Она этого не делает, поэтому я решаю пройти мимо нее еще разок. Я повторяю это раз четырнадцать-пятнадцать, но она не замечает меня, поэтому я решаю использовать более прямолинейную тактику. Я подхожу к ней и становлюсь у нее за спиной.
Я выстаиваю у нее за спиной весь бесконечный расширенный микс «Blue Monday» группы «New Order». Наконец одна из новых подруг незнакомки, девушка с треугольным лицом, тонкими губами, кошачьими глазами и обесцвеченным ежиком волос, перехватывает мой взгляд и инстинктивно хватается за свою сумочку, словно решила, что я здесь для того, чтобы украсть чей-нибудь кошелек. Поэтому я успокаивающе улыбаюсь, и она начинает сумасшедшим взглядом осматривать своих подруг и, похоже, издает какой-то ультразвуковой сигнал, потому что вся группа наконец оборачивается и смотрит на меня, и белокурая Кейт Буш вдруг оказывается прямо передо мной – ее прекрасное лицо всего лишь в паре дюймов от моего. На этот раз я готов продемонстрировать свое остроумие, поэтому заявляю не в бровь, а в глаз: «Привет!»
Это интригует ее меньше, чем я надеялся, потому что она просто бросает в ответ: «Приветик» – и начинает поворачиваться ко мне спиной.
– Мы встречались… Только что… В коридоре… – мямлю я.
Ее лицо остается безучастным. Несмотря на объем выпитой жидкости, во рту у меня все стало вязким и клейким, словно слюна загустела от овсянки, но я облизываю губы и говорю:
– Помнишь, ты спросила меня, прикидываю ли я свои шансы? В «Университетском вызове»?
– Ах да, – отвечает она и поворачивается снова, но ее подружки разошлись, почувствовав промелькнувшую между нами искру, и мы наконец-то остались одни, как предначертано судьбой.
– По иронии судьбы я на самом деле викарий! – говорю я.
– Извини, не расслышала. – Она наклоняется поближе ко мне, и я пользуюсь возможностью приставить руку к ее уху и погладить ее прекрасную голову.
– Я на самом деле викарий! – кричу я.
– Ты?
– Кто?
– Викарий?
– Нет, я не викарий.
– Мне показалось или ты только что сказал, что ты викарий?
– Нет, не викарий…
– Что же ты тогда сказал?
– Ну да, то есть да, я сказал, что я викарий, да, но я просто… просто пошутил!
– Ой, извини, я не понима…
– Кстати, меня зовут Брайан. – Без паники…
– Привет, Брайан. – И она снова начинает оборачиваться, чтобы высмотреть в толпе своих подружек. Не останавливайся, не останавливайся…
– А что? Разве я не похож на викария? – интересуюсь я.
– Не знаю. Может, самую малость…
– Опа! Отлично! Ну, спасибо! Спасибо огромное. – Теперь я пускаю в ход ложное негодование: скрещиваю руки на груди и, пытаясь заставить незнакомку рассмеяться, перехожу к остроумному, беззаботному, добродушному подшучиванию: – Викарий, да! Спасибо тебе большое! В таком случае ты выглядишь как… э… как настоящая… настоящая шлюха!
– Извини – кто?
Должно быть, она меня не расслышала, потому что не смеется, так что я повышаю голос:
– ШЛЮХА! Ты выглядишь как проститутка! Шикарная проститутка, кстати…
Она улыбается мне такой, знаете ли, робкой, едва различимой улыбкой, напоминающей презрительную, и говорит:
– Извини меня, Гэри, но мне срочно нужно в туалет…
– Хорошо! Увидимся!
Но она уже ушла, оставив меня наедине со смутным чувством, что все могло пройти получше. Может, она обиделась, хотя я ведь произнес все явно веселым тоном. Но откуда ей знать, что это мой веселый голос, если она не привыкла к моему обычному голосу? Может быть, она сейчас думает, что у меня смешной голос? И кто такой Гэри, черт его побери?! Я стою и провожаю ее взглядом до туалета, но она доходит только до другой стороны танцпола, где останавливается, что-то шепчет другой девушке на ухо, и они обе смеются. Так ей и в туалет вовсе не нужно было. Туалет был всего лишь уловкой.
Затем она начинает танцевать. Играет песня «Love Cats» группы «The Cure», и девушка, остроумно и язвительно интерпретировав текст песни, действительно танцует, как кошка, скучающая, гордая и гибкая, время от времени выбрасывая руку над головой, совсем как кошачий хвост. Никто в мире не умеет танцевать лучше ее! Теперь она подносит руки к подбородку, словно это кошачьи лапы, и превращается в эпонимическую влюбленную кошку, и она так восхитительно, восхитительно, восхитительно, восхитительно красива. Тут меня осеняет, и я задумываю нечто прекрасное в своей простоте: настолько гениальный и надежный способ покорить ее, что поражаюсь, как я раньше до этого не додумался.
Танец! Я смогу ее обаять посредством современного танца.
На смену «The Cure» приходит новая песня, «Sex Machine» Джеймса Брауна – это как раз по мне, потому что я действительно чувствую необыкновенный подъем духа, словно стал настоящей секс-машиной, раз уж мы об этом заговорили. Я аккуратно ставлю банку «Ред страйпа» на пол, где ее немедленно опрокидывают, но я не волнуюсь – черт с ней. Там, куда я направился, она мне не понадобится. На краю танцпола я начинаю разогреваться, сначала немного робко, но я рад, что на мне башмаки, а не кроссовки, потому что плоские подошвы начинают приятно скользить по паркетному полу, отчего у меня возникает прикольное ощущение гибкости. Постепенно, сначала осмотрительно, словно я очутился на катке, цепляясь за стены, я осторожно пробираюсь к самому танцполу и «даю-даю» «вперед-вперед»[12]поближе к ней.
Она снова среди подружек: танцует в группке из пяти девчонок, плотно сбитой, как будто пальцы в сжатом кулаке, – в такой неприступный боевой порядок выстраивалась римская пехота для отражения атак варваров. Девушка с глазами кошки первой замечает меня, тут же издает пронзительный предупредительный сигнал, и моя белокурая Кейт Буш разбивает строй, оборачивается и смотрит на меня, заглядывает мне в глаза, и я начинаю свое выступление: позволяю музыке полностью овладеть собой и танцую, как еще никогда в жизни не танцевал.
Я танцую так, словно от этого зависит моя жизнь, соблазнительно покусывая нижнюю губу (это и эротичный жест, и в то же время он помогает сконцентрироваться), и смотрю ей прямо в глаза, вынуждая, просто вынуждая ее отвести взгляд в сторону. Что она и делает. Тогда я произвожу обходной маневр, снова оказываюсь в поле ее зрения и даю полный вперед. Я танцую так, будто на мне Красные Башмачки, а потом меня озаряет, что я, видимо, прав, видимо, это все из-за тех трусов, которые подарила мне мама, Красные Трусы, но, как бы там ни было, я танцую, как Джеймс Браун, я король фанка и соула, и у меня есть новая сумка[13], я самый работящий человек в шоу-бизнесе, я машина, созданная специально для секса. Я скольжу и верчусь на 360 и 720 градусов, а один раз – даже на 810 градусов, после чего теряю ориентацию и смотрю не в ту сторону, но Джеймс Браун выручает меня: говорит «пошли к мосту», и я следую его совету, направляюсь к мосту, где бы он ни был, и по пути к мосту моя рука нащупывает картонный воротник на шее и срывает его – эдакий жест благочестивого презрения к организованной религии, затем я швыряю этот белый ошейник на пол, в середину группки людей, которые окружили меня и хлопают в ладоши, смеются и указывают на меня пальцами в благоговении и восхищении, глядя, как я кружусь, выгибаюсь и касаюсь пола, а мой кардиган развевается за спиной. Мои очки немного запотели, поэтому я не различаю лица Кейт Буш в толпе, лишь мельком выхватываю силуэт этой темноволосой девушки-еврейки, Ребекки Как-Бишь-Ее, но уже слишком поздно останавливаться, потому что Джеймс Браун просит меня потрясти моим дельцом, потрясти моим дельцом, и мне приходится на секунду задуматься, потому что я не уверен, какую именно часть моего тела можно назвать моим дельцом. Голову?
