— У нас отличные отношения, — слегка удивилась я.
— Да? — запнулась она и помолчала, видимо, собираясь с мыслями. — Маня, ну я не знаю, просто посчитала нужным сказать, что мать в тяжелом состоянии. Ты бы приехала, мало ли что.
— Тяжелое состояние в чем выражается? — перебила я ее.
— Вчера ей поплохело сильно, давление было ужасное, а сегодня вот встать не может — сердце.
— Скорую вызывали?
— Нет, Ольга Алексеевна запретила, сказала что все врачи от дьявола, и что если и умрет — то на все воля Божья.
Мать у меня последние несколько лет стала ярой последовательницей Свидетелей Иеговы, так что подобные закидоны меня совсем не удивили.
— Я сейчас приеду, тетя Капа.
— Вот как хорошо — то, — обрадовалась она, — а то я вот боялась, вдруг Ольга — то помрет, а ты и не попрощаешься.
«Типун тебе на язык», — злобно подумала я, отключаясь.
В материной квартирке стояла непривычная тишина. Тетя Капа, на цыпочках выпорхнувшая из спальни, шепотом сказала :
— Вовремя, она как раз в сознании.
«Бог мой, настолько плохо?» — мелькнула молнией мысль и я пулей рванула к матери.
— Мамочка, это я, — покаянно шепнула я, садясь около нее на краешек кровати.
— Здравствуй, доченька, — тихо ответила она.
— Я тебе конфеток привезла, — я поставила на тумбочку ее любимые «Рафаэлло».
— Спасибо, — ее глаза наполнились слезами, — перед смертью всегда сладенького хочется.
Я молча держала ее руку в своих ладошках, пуская свои жалкие остатки силы хотя бы проверить материн организм.
— Маняша, доченька, — после долгой, очень долгой паузы, там и не дождавшись от меня ни слова, спросила мать, — у тебя как дела — то хоть?
— Мам, — я встряхнулась и посмотрела на нее. На диагностику у меня сил хватило, слава Богу, с матерью было все в порядке, так, обычное воспаление хитрости в левой пятке и жажда внимания и сочувствия. — У меня все нормально. Выздоровеешь — давай съездим на какие — нибудь Канары, развеешься хоть, а? А то мне тебя так жалко, ты ведь со своими ученичками скоро в могилу раньше времени сойдешь.
— Да какие мне Канары, — поджала она губы. — Ноги бы не протянуть на этой неделе.
Но видно было, что ей мои слова приятны.
— Не протянешь, я тебе лекарств привезу, и все нормально будет.
— На все воля Божья, — твердо ответила мать, — никаких мне лекарств не надо. Захочет Бог к себе забрать — так кто я такая, чтобы ему противиться?
— Мамочка, а что у вас со сквериком? — торопливо спросила я, боясь, как бы она снова не начала мне проповедовать. Нет, я ни в коем случае не воинствующая атеистка, у меня с Богом нормальные, уважительные отношения — мы учитываем интересы друг друга. Он мне частенько отвечает на молитвы и дает требуемое, я же строго отношу его десятину в церковь и стараюсь жить по его заветам. Последнее не всегда получается — ну да и он не всегда отвечает на мои молитвы. Так что все честно.
— Да вот вчера как раз была в мэрии, — на глазах ожила мать, и глаза ее запылали праведным гневом. — Развели тут порнографию, понимаешь ли! Детям погулять негде! Ну да я на них нашла управу! У самого Добржевского была!
— Да ты что? И что — то решилось? — материна активность меня всегда поражала. Скверик наш и правда был в аховом состоянии, фонтан пересох и в нем вольготно чувствовали себя всякие травки, деревья росли как попало, неподрезаные и небеленые, а в мощеных тропинках отсутствовала половина плиток. Вот мать и взъелась на власти.
— Да, как выяснилось, его и так ремонтировать запланировали, и сегодня должны были начать. Ты мимо него не проезжала? — беспокойно спросила она.
— Нет, я с другой стороны подъехала.
— Не начудили б они с этим ремонтом, еще сделают вкривь — вкось, — задумчиво сказала она, поглядывая на меня. Я про себя ухмыльнулась — все идет как надо, мне везет. Сейчас меня выпроводят, чтобы я не видела, как умирающая вскочит и побежит инспектировать ремонтные работы
— Что ж, Маняша, спасибо, что забежала, попроведовала, — спохватилась мать и снова приняла вид умирающего лебедя. — Беги уж теперь по своим делам.
— Мамочка, дел у меня невпроворот, если честно, но неужто я тебя в таком состоянии брошу? Нет уж, буду кормить тебя с ложечки и подтыкать одеяло.
Мать в беспокойстве взглянула на меня.
— Да мне гораздо лучше, — пробормотала она. — Ступай.
— Нет уж, — твердо ответила я. — Как подумаю, что это ты из — за меня слегла, так убила бы себя. Я тут останусь столько сколько нужно, пока на ноги не встанешь.
Мать глубоко задумалась. В наступившей тишине со стороны сквера отчетливо послышались какие-то удары, вой моторов и это решило дело.
— Я здорова, — объявила мать. — Мне гораздо лучше. Ты вчера конечно поступила отвратительно, чуть в гроб меня не вогнала, но раз ты раскаиваешься, значит мать тебе еще немного дорога.
— Конечно дорога, — улыбнулась я.
— Подай халат, — велела мать.
Я помогла ей одеться и мы еще попили чаю с ней и тетей Капой. Матери не терпелось меня выпроводить, по всему было видно, однако я с честью выдержала минут двадцать разговоров о благодати Божьей и ужасном описании того, что ждет меня после смерти, если я не покаюсь.
— Ладно, мамик, я побежала, не скучай, — наконец на двадцать первой минуте встала я и чмокнула мать в щечку.
— Ты осознала, как ты гадко себя вела вчера? — уточнила она напоследок.
— А что, не видно? — я и правда не хотела ссориться, мать ведь. — Там на кухне пакеты с продуктами оставила, там же деньги лежат, разберешься.
— Ну вот как раз, соберем чаепитие с Анной Константиновной и Николяшей, — обрадовалась она. — Ты бы видела, что за чудо тот Николяша, умен, начитан, стихи пишет.
— Увидим, — кивнула я, понимая, что от судьбы не убежишь. — Только предупреди заранее, вдруг у меня дела.
— Какие у тебя могут быть дела, — фыркнула мать, — ты вроде на работе нигде не числишься.
— Ладно, мамик, я убежала, — предпочла я не вдаваться в подобные темы — мать все равно не переспоришь.
Выйдя из подъезда, я посмотрела на часы, завела машину и поехала в спортклуб. Пару часов я злобно накачивала мышцы немыслимыми нагрузками, пока усталость не вытеснила все остальное. Потом полчаса поджаривалась в сауне, изредка булькаясь в бассейн со льдом. Наконец я решила что время до вечера я убила с пользой и поехала домой готовиться к ритуалу.
У подъезда меня ждала Маруська, моя непутевая подружка. Радостно улыбаясь, она замахала руками и завопила при виде меня:
— Машка, мать твою! А я тут вся прям тебя заждалась, заждалась!
