Через несколько минут он без сопротивления дал засунуть себя в фургон с армейской эмблемой. Наручники на него не надели, но от двоих военных его отделяла стальная решетка. Как ни удивительно,он понял, что даже не особенно напуган. Где-то там наверху кто-то страшно напутал. В конце концов все выяснится, он вернется домой и еще посмеется над этим приключением.
Эти мысли вертелись у него в мозгу как какая-то мантра. Но время от времени он опускал глаза и видел собственные сжатые кулаки, и боль отдавалась в запястьях от сведенных судорогой пальцев. Он должен быть начеку и адекватно оценивать обстановку, что бы ни случилось.
Младший солдат на пассажирском сиденье включил радио. Впереди находился руль, дающий возможность вести машину вручную. Кендрик сам любил ручное вождение, пусть даже оно намного дороже и сильно сажает аккумуляторы: он предпочитал сам управлять машиной, радовался возможности в доли секунды принимать решение и выбирать ту дорогу, а не эту. Когда программируешь место назначения, такой возможности нет.
Но человек на водительском сиденье не держал руки на руле. Грузовик вел себя сам, скользя вслепую по своей асфальтовой ленте. Из скрытых колонок дребезжала популярная музыка - синтезированные песни «шаман-поп», в три четверти, с акцентом на басах. Музыка стихла, и явно синтезированный голос стал читать новости. Что-то там про Лос-Анджелес…
Кендрик подвинулся ближе к решетке, прислушался внимательней, разобрав такие слова, как «Президент Уилбер», «ужасная трагедия» и «холокост», хотя громкость была слишком мала, чтобы расслышать как следует. Двигатель молчал, но слегка постукивал зимний дождик по крыше, и трудно было понять, что говорит голос. Еще удалось уловить фразы: «…место этой величайшей национальной катастрофы» и «…страна скорбит».
Кендрик вспомнил, как утром не мог обновить новости по подписке на эллисте. Что же стряслось?
- Эй, - позвал он, и когда ни один из них не обернулся, громче: - Эй!
Водитель - тот, который постарше, - оглянулся через плечо со скучающей миной:
- Чего вам?
- По радио. Что там говорят? Что случилось? Водитель мрачно улыбнулся:
- Может быть, вы нам сможете рассказать.
Казалось, что прошли часы, когда грузовик внезапно свернул на длинную пыльную дорогу, уходящую к далеким холмам. Город остался далеко позади, а Кендрик успел убедиться, что существует примерно столько же видов паники, сколько есть у эскимосов слов, обозначающих снег. Он прошел через панику в оцепенении, панику в гневе - когда старший из двух тюремщиков пригрозил остановить машину и сделать из него котлету, если он не заткнется, - и панику отчаяния, которая владела им почти все оставшееся время и убедила его, что сейчас его увезут подальше и застрелят на какой-нибудь пустынной дороге - как злополучного героя романа Кафки.
Сейчас он просто ждал, что будет дальше. По все более громкому шуму пролетающих самолетов он заключил, что они приближаются к какой-то военной авиабазе. Фургон внезапно остановился на широком разливе серого бетона. Резко распахнулись задние двери, Кендрика выгрузили на яркое солнце, он заморгал. Воздух был еще свеж от недавнего дождя. Конвоиры твердо взяли его каждый за плечо.
Он увидел длинные низкие сараи из кирпича и гофрированного железа, ряды припаркованных джипов между белыми полосами на бетоне. Сверху резко снижался вертолет, садясь с дальней стороны сараев. В воздухе висел постоянный шум передвижения людей и машин: повсюду солдаты, но Кендрик не мог оторвать глаз от других людей в штатском, стоящих возле таких же фургонов.
Охранники завели его в сарай. Он увидел длинные столы - и других штатских, которые молча ждали. Почему-то от этого стало как-то спокойнее. Все они сидели на выставленных рядами дешевых пластиковых стульях под надзором полудюжины солдат с автоматами за плечами. У этих автоматов не было бульбообразных расширений дула, свойственного полицейским электрошокерам, и Кендрик вынужден был предположить, что они стреляют настоящими пулями.
И тут до него впервые дошло, что если он попытается бежать, его застрелят. Прозрения бывают разные - это было весьма неприятным. Пока два конвоира Кендрика вели его к прочим штатским, он посмотрел на длинные столы. За ними рядами сидели солдаты, у каждого сетевой коммуникатор и эллист. Они были заняты допросами штатских лиц, за каждым из которых стоял военный с оружием.
Конвоиры остановились перед солдатом, который отметил Кендрика «птичкой» в каком-то списке. Потом его отвели к свободному стулу. Никто из сидящих рядом не был рад здесь оказаться - кроме одного пожилого человека, который скалился как идиот.
Усевшись рядом с ним, Кендрик ощутил что-то знакомое и оглядел исподтишка сидящих рядом. Смешанная публика, в основном за тридцать и старше, хотя была пара совсем молодых, еще совсем подростков. Были черные, были белые и латиноамериканцы, были бедные с виду и богатые, и единственное, пожалуй, что было у них у всех общего, - тревога на лице.
Учитывая, что прямо рядом - вооруженная охрана, разговаривать никого не тянуло, что и понятно.
Вдруг тот старик обернулся к Кендрику с широкой улыбкой:
- Как поживаете?
Кендрик кивнул в ответ, но разговаривать тоже был не в настроении.
Старик подождал немного, пожал плечами и снова отвернулся.
Время от времени приводили и усаживали новых доставленных, и у каждого было такое же недоумение на лице, какое, наверное, было у Кендрика. Когда один начал было спорить, Кендрик внимательно прислушался к ответу солдата со списком. Тот сказал, что введены в действие чрезвычайные законы военного положения - пока не будет оценена опасность, угрожающая стране.
Но спор становился горячее, и тогда шагнул вперед другой солдат, поднимая автомат. От этой завуалированной угрозы по телу Кендрика пробежал холодок, и он снова стал смотреть на столы, где шел допрос. Когда допрос заканчивался, людей выводили через двери на другой стороне здания.
И снова-таки ничего нельзя был увидеть в этих людях общего для всех. Тут были домохозяйки, доктора, операторы бензоколонок - кто угодно.
Кендрик вцепился пальцами в колени, в голове теснились мысли о жене, об их дочери Сэм. Он уже несколько часов ничего не ел - завтракал он обычно по дороге на работу, - но, хотя день уже клонился к вечеру, голода он совершенно не чувствовал.
- Вот и выходит, что мы были правы, - произнес неожиданно чей-то голос совсем рядом. Кендрик обернулся и увидел, что пожилой сосед смотрит на него ясными и умными глазами.
- Пардон?
- На пардон нам рассчитывать не приходится. Меня зовут Марко. А вас?
- Кендрик Галлмон, - ответил он автоматически.
- Не тот Галлмон, что пишет в «Вашингтон фри пресс»? - спросил старик, вскидывая брови.
Кендрик кивнул. В любых других обстоятельствах ему было бы приятно, что его имя узнают. За пределами Вашингтона и вне круга подписчиков на новости «Пресс» мало кто знал его.
