— Ничего не поделаешь, змейка, — обняв за плечи подбежавшую Неферт, Нахт вышел вместе с ней из низкой кладовой постройки, в которой несколько слуг под руководством Шедсу перекладывали какие-то ящики и запаковывали кожаные мешки. — Я не могу терять ни минуты: иначе там начнется такая заваруха…
— Когда ты была маленькой, ты думала, что у мальчиков на самом деле растут на спине уши. А когда я притащил тебе маленького ежика, ты плакала, что он не хочет с тобой разговаривать. Змейка, когда ты выйдешь за меня замуж, я тоже буду то и дело уезжать в пески — и ничего страшного в этом нет.
Сильная рука брата обнимала Неферт, в его ласковом голосе было столько любви… А глаза… глаза смотрели так, как никогда прежде не смотрел на нее Нахт. Это был взгляд сквозь Неферт: глаза Нахта видели караваны шасу, отряды хеттов, трепещущие от огненного дыхания Сетха полотнища палаток…
Нет, это не Неферт, это само ее отчаяние метнулось на грудь брату… И на мгновение — Неферт уже знала, что оно будет недолгим, Нахт снова увидел сестру… В его глазах появилась боль.
— Я и подумать не мог, возвращаясь в этот дом, — произнес он, — что ко мне на грудь заползет здесь маленькая черная змейка и свернется на самом сердце.
XIV
Это был камень красной яшмы — темно-красной, похожей на спекшуюся кровь. Солнце раскалило его до тонкого запаха тины, который был слышен, только когда Неферт, сложив ладони, подносила камень к лицу…
— Где ты нашла этот камень? — спросил рядом голос кошки, приближения которой Неферт не услышала.
— Ты меня пришла утешить, Миура? — лицо Неферт, устремленное через заросли камыша туда, где похожие на маленьких серебряных рыбок солнечные блики скользили по молочно-голубой воде бесконечного Нила, осталось неподвижным. Впервые в жизни Неферт уходила одна так далеко от дома. Но это тоже не имело никакого значения. — Не надо, наверное. Нахт уехал.
— Утешить? Напротив — чтобы сделать тебе еще больнее.
— Разве это получится? — Неферт тихо улыбнулась. — Разве за одну жизнь можно умереть больше, чем один раз?
— Можно. В одной телесной оболочке можно умирать и воскресать не единожды, а всякий раз, когда изменяется ее духовное содержимое.
— У всех?
— Нет, у очень немногих. Люди боятся изменения. Ты не знаешь, как сильно они этого боятся. Нахт всегда удивлял меня неведомой ему самому тонкостью догадок. Он назвал тебя змейкой — в тебе всегда будет жить неустрашимое стремление сбрасывать прежнюю кожу. А сбрасывать ее — это значит умирать и воскресать.
— Так чем же ты хочешь сделать мне больно?
— Отчего уехал Нахт?
— Оттого, что дела позвали его в пески.
— Дела делами, пески песками… Нахт сбежал от тебя.
— От меня?
— Да. И хвала Изиде, что он сделал это вовремя.
— Нет, — Неферт прижала к щеке темно-красный камень.
— Там должна быть чья-то лодка внизу. Видишь — на колышек накинута веревка. Покатаемся на ней немного?
— Давай. Только ведь там нет весла.
— Как знать. Ты не боишься — ведь это чужая лодка?
— Мне все равно.
— Вот уже и одно преимущество твоего нынешнего состояния, — насмешливо произнесла кошка. — Раньше ты стала бы об этом беспокоиться.
Неферт сбежала к берегу. В спрятанной соломенной лодке в самом деле оказалось весло, которым она оттолкнулась от земли, пока Миура с явным удовольствием устраивалась на носу. Узкая лодка заскользила в зеленом прохладном мраке прибрежных зарослей.
— Почему ты сказала, что Нахт сбежал от меня, и почему ты возносишь хвалу богине за то, что мне так плохо? — спокойно спросила Неферт, легко погружая весло в черно-зеленую воду.
— Хвалу богине я возношу не из-за твоих страданий, а за то, что твоему брату посчастливилось унести ноги живым и невредимым. Скажем прямо — шансов на это у него было несколько меньше, чем если бы он столкнулся в одиночку с армией хеттов. Ты опаснее для него, чем он для тебя — это так же верно, как то, что тебе сейчас больнее.
— Ты второй раз такое говоришь. Чем я опасна Нахту?
— Я показала тебе, что Нахт бывает не только таким, каков он с тобой. Неферт смотрела не на кошку, а в темную воду, струившую вслед лодке
черные пряди водорослей.
— Да, Нахт бывает разным — я знаю это.
— Но ты не знаешь, какая половина в нем сильнее.
— Конечно, та, что с мной!
— Глупая змейка. До встречи с тобой он превосходно обходился без этой половины. Ты разбудила в нем ту душу, которую он заставляет спать: этого я не хотела объяснять тебе раньше времени.
— Заставляет спать? Как это, Миура?
— Сам того не зная, естественно.
— Миура, почему он заставляет спать такую прекрасную душу?
— Потому, что в твоем прекрасном и могущественном брате нет той силы, которая могла бы эту душу подчинить.
— В Нахте — нет силы?!
— Этой нет. Здесь он настолько слабее тебя, насколько ребенок слабее его в рукопашной схватке. Тебе трудно это понять, потому что в тебе есть эта сила. Так же трудно понять Нахту, что можно не управлять конями. А вот что случится с неумелым наездником, который попробует объездить норовистую лошадь?
— Она его сбросит и расшибет насмерть.
— Сразу?
— Может быть, сразу, может быть — нет.
— В том-то и дело. Нахт и так слишком долго продержался на скаку. Пойми как следует: ты хочешь слиться с той его душой, которая не может бодрствовать слишком долго. Но пока ты с ним — ей не заснуть. Эта история могла кончиться очень плохо.
— Но послушай, Миура…
Неферт испуганно прижала руку к быстро-быстро забившемуся сердцу: в темной воде, над повторенным водой бортом лодки, возникло зыбкое отражение стройной рыжеволосой женщины, сидевшей очень прямо и неподвижно, со сложенными на коленях руками…
Лица невозможно было разглядеть.
Неферт вскинула глаза. На носу по-прежнему сидела кошка.
Отражение в воде исчезло.
