Изящная ножка легко касалась мраморного пола, но вот жена остановилась и подняла глаза.
— Вы еще не ушли?
Джеймс проигнорировал язвительный тон, впрочем, как и сам вопрос, и постарался придать своему лицу добродушное выражение. Именно так ему придется действовать и впредь, скрывая от Ребекки правду об их браке. Он снова сделал шаг к букету.
— Доброе утро, Амелия.
Надменно приподняв бровь, жена направилась через холл.
Вытянув руку, она прикоснулась кончиками тонких пальцев к розовому бутону и радостно улыбнулась. Подбородок опустился, а другая рука поднялась, прикрывая глубокий вырез. Едва заметный румянец окрасил ее щеки. В это мгновение Амелия выглядела той юной женщиной двадцати двух лет, коей и являлась. Беспечной, счастливой и хорошенькой.
Его пронзило чувство вины. Он не мог изменить свое происхождение, изменить то, откуда пришел, но все же надеялся на лучшее. И не в первый раз ему пришла в голову мысль, что если бы он приложил больше усилий, дабы положить конец их разногласиям, то… Джеймс вступал в этот брак без каких-то особых иллюзий, но по крайней мере желал более доверительных отношений. Он просил не так уж много. Просто хотел, чтобы кто-то проводил с ним вечера в приятной беседе, разделил с ним повседневную жизнь. И дал ему ребенка, которого он мог назвать своим.
Все надежды рухнули в первую брачную ночь. А если точнее, то во время первого свадебного завтрака. Одарив вежливой улыбкой многочисленных гостей, Амелия тихо прошипела:
— Вам нет места в моей постели!
Это было давно, а сейчас, глядя на букет, Амелия говорила:
— Лэнгхолм — дивный молодой человек. Лорд Альберт Лэнгхолм, сын маркиза Холлбрука. И такой щедрый в своих ухаживаниях.
Она взглянула на Джеймса. Ее лицо преобразилось, став жестким, на нем отпечаталось все: злость, жестокость, почти ненависть. Странно, но ее глаза имели тот же оттенок, что и глаза Роуз, ясные, чистые, бледно-голубые, но совсем-совсем другие.
— Вам стоит у него поучиться.
Джеймс был потрясен и не мог скрыть этого. После всего она ждет от него цветов? Он так старался несколько лет назад, когда они только-только поженились. Цветы, дорогие безделушки, драгоценности. Но цветы тут же отправлялись в помойное ведро, безделушки валялись где попало и в конце концов разбивались, а драгоценности… да, она хранила их. Но подарки заставляли ее ненавидеть его еще сильнее. А он был более чем щедр с ней: она не только не нуждалась в деньгах на булавки, как многие другие дамы, но имела доступ к его банковским счетам.
Отказываясь вступать в спор, он кивнул в сторону букета:
— Лучше поставить их в гостиной, чтобы ваши утренние визитеры могли полюбоваться ими. Хорошего дня, Амелия, — сказал он и повернулся, намереваясь уйти.
Но дверь закрылась недостаточно быстро.
— Господи, почему ты не умер?
Ее слова, как нож, воткнулись ему прямо в спину.
Он не удержался и вздрогнул. А ведь думал, что у него уже выработался иммунитет. Удар был короток, но попал в самую точку. Обжигая спину и проникая в грудь. И после прошлой ночи он оказался еще более болезненным, чем обычно.
Те несколько часов, что Джеймс провел с Роуз, стали драгоценной передышкой. Он не променял бы их ни на что, хотя даже не понимал, насколько в них нуждался. Вместе с тем их встреча напомнила ему, что брак без любви… увы, достоин осуждения.
Если бы не Ребекка, он никогда бы не согласился. Долг перед семьёй накладывал на него соответствующие обязательства, но амбиции отца и его неодолимое желание иметь титул — все же недостаточный аргумент, чтобы связать себя с женщиной, которая всегда будет смотреть на него с откровенной ненавистью.
Было так трудно расстаться с последним кусочком надежды. Полностью принять свершившееся. И как бы сильно он ни хотел быть добрым с Амелией, она никогда не изменит свое мнение о нем. Он простолюдин. Ни капли аристократической крови не течет в его венах. Его богатство и богатство его отца не переходило из поколения в поколение, а приобреталось собственным трудом.
«Новые деньги». Разумеется, она никогда не сможет принять это.
Джеймс провел рукой по лицу и поспешил покинуть дом, стараясь не замечать боли в сердце, которое молило его о чем-то большем.
Поставив тарелку с клубничным тортом на соседний столик, Роуз удобно устроилась на софе. Поднеся к губам тонкую фарфоровую чашку, она с наслаждением вдохнула насыщенный запах горячего шоколада. Вытянув губы, подула на гладкую темную поверхность и сделала маленький глоток. Горячий шоколад, словно бархат, приятно окутал горло. Торт и шоколад на завтрак. Несомненно, это поблажка самой себе. Но так как ей предстоит пробыть здесь неделю, она готова позволить себе подобную роскошь.
Мадам Рубикон не заставляла своих служащих испытывать дискомфорт. Дом располагался в Уэст-Энде, аристократической части Лондона, органично вписываясь в череду аккуратных городских домов. Роскошное окружение заставляло Роуз чувствовать себя попугаем в золотой клетке, готовящемся дать представление для вечерних гостей.
Но гость, посетивший ее в прошлую ночь, не ждал от нее никакого представления. При воспоминании о нем мимолетная улыбка коснулась ее губ. Только на мгновение. Только на одно мгновение она позволила себе погрузиться в воспоминание. Джеймс, милый и основательный, и при всем этом… ужасно одинокий. И то, как он обнимал ее… Никогда ни одному мужчине не удавалось заставить ее испытать подобное. Почувствовать себя защищенной и такой нужной. Нужной не для удовольствия, а просто для того, чтобы чувствовать ее рядом…
Быть рядом с таким мужчиной, назвать его своим…
Боль, которая, как она думала, давно умерла и похоронена, ожила вновь. Резкая и острая, она теснила грудь. Пораженная ее силой, Роуз зажмурилась, морщинка пролегла на переносице меж бровей.
Тряхнув головой, она отогнала эти мысли прочь. Не следует сосредотачиваться на этом мужчине. Примерно через десять часов другой гость войдет в эту дверь. И самое большее, на что она могла надеяться, что это будет какой-нибудь молодой повеса с деньгами в карманах, знающий, что делать, и не имеющий молодой жены, поджидающей его дома. У таких молодых людей нет никаких скрытых мотивов. Они хотят удовольствия, которое она может предложить им, и ничего больше. И с ними ей проще всего, потому что не надо играть в какие-то игры, угадывать их желания и предпочтения. Они недолго задерживались в гостиной, а сразу шли в спальню, чтобы заняться делом. И не пытались притвориться, будто бы платят не за ее тело, а за что-то иное. Нет, они прямиком направлялись в постель, где она умела творить чудеса и забывать о себе.
Прошлую ночь лучше выкинуть из головы. Джеймс пробудил старые, давно похороненные надежды.
Раздался условный двойной стук в дверь. Благодарная за перерыв, Роуз поставила чашку на блюдце, Затянув потуже пояс зеленого пеньюара, она прошла к двери и открыла ее.