Оставалась одна проблема — Бернард.
Сполоснувшись под душем, Камилла завернулась в большую махровую простыню. Знал бы Джеррод Грейсон о моих мучениях, с иронией подумала она. Вот бы он порадовался.
Она отчитала себя за то, что все еще вспоминает об этом человеке. Всю неделю слова Джеррода, сказанные ей на прощание, не выходили у нее из головы, всякий раз рождая ощущение неловкости и беспокойства. И сейчас она раздраженно отогнала эти мысли и стала одеваться.
Обычно Камилла с наслаждением выбирала одежду, предвкушая успех, который будет иметь в обществе, но сегодня с удивлением обнаружила, что мысли ее сосредоточены совершенно на другом.
Впрочем, бросив беглый взгляд на свое отражение в зеркале, она с удовлетворением отметила, что превосходно выглядит в голубом вечернем платье без пояса, соблазнительно шелестящем при каждом движении. Бриллианты в ушах и на шее были настоящими, а вот манто, которое Бернард накинул ей на плечи перед самым выходом из дома, — синтетическим. Камилла в духе времени полагала, что мех лучше всего смотрится на его истинном владельце — пушном звере.
Здание оперы сверкало огнями, а холл был наполнен шумом голосов, блеском драгоценностей и изысканными дамскими нарядами. Здесь присутствовал весь цвет общества. Камилла обменивалась улыбками и приветствиями, величайшим напряжением сил пряча от посторонних взглядов жесточайшую тоску и мечтая в душе лишь об одном — уединиться в каком-нибудь тихом уголке, подальше от этой толпы, фальшивых комплиментов и многозначительных взглядов, которыми обменивались люди при ее появлении.
Когда они с Бернардом добрались до своих мест в ложе, она уже с трудом удерживала на лице приклеенную улыбку. С легким вздохом Камилла опустилась в кресло.
Свет погас, и началось представление — попурри из балетных и оперных номеров с самыми известными артистами в главных партиях. Камилла невольно увлеклась, наслаждаясь зрелищем, и лишь навязчивое внимание Бернарда не давало ей до конца расслабиться, смущая и раздражая. Она никак не могла взять в толк: неужто он сам не понимает, что его собачья преданность не просто смешна, но и оскорбительна — и в первую очередь для него самого. Впрочем, в том, что мужчины унижались перед ней, ловя малейшие знаки внимания, была вина и самой Камиллы.
Тем не менее, когда по окончании первого действия Бернард в сотый раз спросил, удобно ли ей сидеть на этом месте, она не выдержала и воскликнула:
— О господи! Бернард, да замолчишь ты когда-нибудь?
И вдруг впервые за все время отношений с этим влюбленным мальчиком увидела обиду и упрямство на его утонченном лице.
— Ну, да, конечно, — с горечью бросил он. — Я — не он, со мной можно не церемониться!
Брови Камиллы взмыли вверх.
— Ты про кого говоришь?
Бернард желчно рассмеялся.
— И ты еще спрашиваешь! Разумеется, про того развязного типа, который ворвался в твой дом в прошлое воскресенье. С ним ты вела себя совсем по-другому… Я всегда бесконечно уважал и ценил тебя, Камилла. Ну, скажи, что ты действовала не по своей воле, уступив его требованиям!
Камилла изумленно взглянула на спутника. Она и представить себе не могла, что со стороны ее разговор с Джерродом Грейсоном мог показаться кому-то сценой ревности.
— Если ты полагаешь, что насилие доставляет мне удовольствие, то глубоко заблуждаешься, — сухо сказала она. — Да, я не стала сопротивляться, но лишь потому, что хотела избежать скандала.
— Тогда совсем другое дело! — просиял Бернард. — А я уж было решил, что ты предпочитаешь иметь дело лишь с теми мужчинами, которые берут, не спрашивая разрешения…
Час от часу не легче! — беспомощно подумала Камилла и сказала притворно строго:
— Что за разговоры, Бернард? Это на тебя совершенно не похоже.
Он порывисто поднялся из кресла.
— Откуда тебе знать, — сказал он сокрушенно. — Ты ведь никогда не воспринимала меня всерьез.
Его слова были чистой правдой. Камилла видела в нем преданного щенка, услужливого раба, но не личность.
— Прости, Бернард! — сокрушенно сказала она. — Ты прав, я вела себя гадко. Мы еще поговорим об этом, но не здесь — потом. Мне нужно сказать тебе что-то очень важное.
Он улыбнулся, но без особой радости в глазах.
— Интересно, и о чем же пойдет речь? Впрочем, зная тебя, можно ожидать чего угодно… Я схожу в буфет. Тебе принести что-нибудь?
Камилла, погрузившаяся в раздумья, вздрогнула.
— Что? Ах, да… Стакан воды, если можно!
— Со льдом, разумеется? — язвительно уточнил он и вышел, прикрыв за собой дверь.
Никогда прежде Камилла не видела своего кавалера в таком состоянии. Чем лучше относишься к человеку, тем скорее он сделает тебе гадость, оскорбленно подумала она. Ей хотелось расстаться с Бернардом спокойно и дружески, но, судя по всему, из этого вряд ли что-то получится.
В дверь тихонько постучали.
— Войдите! — отозвалась она, поправила ожерелье и обернулась.
На пороге стоял Джеррод Грейсон.
Камилле показалось, что она видит дурной сон. Нет, ее не удивило и не напугало появление этого человека. Дело было в другом. Когда мужчина приблизился к ее креслу, она отчетливо увидела, что на лице его нет шрама.
Она побледнела. Это Джеффри. Именно его лицо запечатлелось в ее памяти с того рокового дня, когда она обратилась к Грейсонам с просьбой о помощи.
Он был похож и в то же время не похож на брата. Серые глаза вглядывались в нее настороженно и одновременно нагло. Чрезмерно яркие и чувственные для мужчины губы, растягиваясь в улыбке, выдавали склонность к распутству.
Камиллу замутило. Она вдруг поймала себя на том, что до смерти боится этого человека, сама не понимая почему. Ее охватило непреодолимое желание убежать, скрыться, но гордость, да и просто здравый смысл подсказывали, что не следует выдавать своего смятения.
Джеффри небрежно опустился в кресло Бернарда и откинулся на спинку, забросив ногу за ногу.
— Здравствуйте, Камилла! — обронил он, по-хозяйски оглядывая ее с ног до головы.
Страх по-прежнему владел ею, но, собравшись с силами, она холодно ответила:
— Здравствуйте, Джеффри!
Никогда прежде роль Снежной Королевы не была так к месту, как сейчас. Он расхохотался.
— Итак, мисс Уоррен, вы наконец-то познакомились с моим достопочтенным братцем. Должен вам сказать, что вы были великолепны. Я никогда не забуду эту сцену в церкви.
У Камиллы тоскливо заныло сердце.
— Так вы там были? — пролепетала она, чувствуя легкую дурноту.
— А то как же! — со смешком ответил он. — Я, знаете ли, большой поклонник семейных традиций. Жаль, что вы не задержались еще немного. Джеррод был вне себя от бешенства, а Кэрол устроила такую истерику… Вы молодчина! Признаюсь, даже я не смог бы придумать более остроумной шутки.
