— Как случилось, что все служащие одновременно вышли из комнаты, так беспечно оставив деньги? Сэндвик всплеснул руками в толстых перчатках.
— Мы без конца задаем себе этот вопрос. Случайно. Комната оставалась пустой не больше пяти минут, даже, наверно, меньше. Нет никакого разумного объяснения, почему они все одновременно куда-то пошли. Но факт есть факт.
У него был высокий голос с красивым четким произношением. Но его почти совершенный английский звучал не так, как у человека, выросшего в Британии. Я долго размышлял почему и наконец понял: из-за его И, то есть буквы Ай. Англичане произносят И, втянув язык к горлу, норвежцы — прижимая к зубам. Норвежское И придавало акценту Сэндвика легкость и ясность, все, что он говорил, казалось логичным и понятным.
— В тот вечер никто не догадался, что мешки украдены, каждый из служащих считал, что кто-то другой спрятал их в сейф, раз они не стоят на полу. Только на следующий день, когда открыли сейф, чтобы отправить деньги в банк, обнаружили пропажу. И затем от Гуннара Холта мы услышали, что Шерман тоже исчез.
С минуту я подумал.
— По-моему, Гуннар Холт говорил, что Шерман раза два останавливался у вас?
— Да. — Сэндвик на мгновение поджал свой хорошо очерченный рот. — Два раза. Это правильно. Но я рад, что не в тот день, когда он украл деньги.
— Он нравился вам?
— О, да, — подтвердил он. — Я приглашал его не из любезности. Он завоевал для меня несколько побед, и я знаю, как выглядит спальня для конюхов у Гуннара. — Сэндвик чуть усмехнулся. — И дважды он гостил у меня. Но, кроме лошадей, у нас мало общих интересов. И мне казалось, что на самом деле ему у Гуннара удобнее.
— Вы могли предположить, что Шерман способен украсть?
— Мне никогда это не приходило в голову. Но я не очень хорошо его знал.
Арне не мог вынести тесного соседства зрителей на трибунах, поэтому мы смотрели первый заезд недалеко от последнего препятствия, ближе к линии финиша. Скаковая дорожка проходила по небольшой аллее, окруженной холмами, поросшими елью и березой, почти перпендикулярно устремленными к небу. Стройные темно-зеленые ели стояли бесконечными зубчатыми пирамидами, окаймленные сухими желтыми листьями и серебристыми стволами берез. А задником в этих декорациях служили нависавшие над горизонтом низкие облака, будто пушинки, гонимые легким ветром.
Несмотря на холодный серый свет и промозглый сырой воздух, настроение у зрителей было солнечное, средиземноморское. Английский жокей под бурные одобрительные крики толпы выиграл на фаворите первый заезд.
И в этот момент Сэндвик сказал, что пора идти на встречу с председателем комитета, который не мог увидеть нас раньше, потому что принимал за ленчем посла. Мы направились к зданию секретариата скачек, примыкавшему к трибунам, поднялись по лестнице, заполненной зрителями, и попали в большую комнату, где, кроме председателя, нас ждали еще пять-шесть стюардов. Пер Бьорн Сэндвик вошел первым, за ним я и потом Арне, откинувший назад свой капюшон. Председатель продолжал вопросительно смотреть на дверь, ожидая следователя из Британии. Иногда я думаю, помогало ли бы мне в работе, если бы я был толстый, лысый и в очках? Неужели рыхлый пожилой человек вызывает больше доверия и уважения, чем худощавый, шести футов ростом с густыми каштановыми волосами? Я вполне прилично зарабатывал тем или другим способом, но это почему-то упрямо не отражалось на моей внешности.
— Дэйвид Кливленд, — представил меня Сэндвик, и глаза собравшихся выразили привычное разочарование.
— Добрый день, — вежливо проговорил я и протянул председателю руку.
— Э-э-м-м, — он прокашлялся, но быстро справился с удивлением. — Рад познакомиться с вами.
Я говорил обычные любезности о том, как мне приятно увидеть Норвегию, такую живописную страну, а сам думал о том, знают ли они, что Наполеон стал генералом в двадцать четыре года.
Председатель, Ларе Бальтзерсен, оказался похожим на свои письма ко мне в офис: краткий, вежливый, энергичный. Ему хватило примерно десяти секунд, чтобы понять — меня бы не назначили на такой пост, если бы не знали, что я с работой справлюсь. Поэтому я решил, что нет необходимости объяснять ему, что мой босс внезапно умер восемнадцать месяцев назад и поставил стюардов перед выбором, который они собирались сделать несколько позже.
— По телефону вы казались мне старше, — просто заметил Бальтзерсен, и я согласился, сообщив, что так говорят многие.
— Вы можете посмотреть, у нас здесь все, — продолжал он. — Попросите кого-нибудь... Арне будет переводить для тех, кто не говорит по-английски.
— Спасибо.
— Вам что-нибудь нужно еще? Значит, вторая встреча не предполагается, мелькнула мысль, но я сказал:
— Если возможно, я хотел бы встретиться с вами в конце дня, прежде чем уеду.
— Разумеется, безусловно. Мы хотим услышать, что вам удалось найти. Давайте соберемся здесь после последнего заезда.
Стюарды в сомнении покачали головой, и я полагал, что полностью оправдаю их невысокое мнение о своих способностях. Торопясь или заскучав, они потянулись к дверям, и в комнате остались только Арне и председатель.
— Пиво? — предложил Бальтзерсен. Арне сказал да, а я — нет. Несмотря на огромную печь, от которой тянуло жаром, для пива было холодно.
— Далеко ли граница со Швецией? — спросил я.
— По дороге километров восемьдесят, — ответил Бальтзерсен.
— Много формальностей?
— Не для скандинавов на собственных машинах, — покачал он головой. — Там несколько пропускных пунктов. Но ни один из пограничных постов не помнит, чтобы в тот вечер англичанин пересекал границу.
— Да, знаю. И даже как пассажир в норвежской машине. Могли бы его заметить, если бы он скорчился на полу рядом с водителем и накрылся половиком?
Они задумались, потом Бальтзерсен решил, что скорей всего его бы не заметили, и Арне согласился с ним.
— Не вспомните ли вы кого-нибудь, кто бы мог увезти его в своей машине? Из деловых соображений или по дружбе. Из тех, кто близок к скачкам?
— Я не очень хорошо знаю Шермана, — с сожалением сказал Бальтзерсен. Арне немного поморгал и добавил, что это мог бы быть Гуннар Холт или кто-то из его конюхов.
— Холт говорит, что отвез его только на скачки, — заметил я, но подумал, что до звонка Эммы Шерман у него было достаточно времени, чтобы съездить в Швецию и вернуться.
— Гуннар может сказать не правду, если она ему больше подходит, — возразил Арне.
— Боюсь, что Арне прав, — вздохнул Ларе Бальтзерсен, человек с аккуратно причесанными седоватыми волосами, приятным лицом и в лишенном индивидуальности костюме. Я начинал привыкать к норвежской манере поведения, и Бальтзерсен принадлежал к самой распространенной категории норвежцев — рассудительных, иногда слишком серьезных, приветливых, исполнительных, но немного заторможенных. Звезд с неба они явно не хватают, но работа будет точно выполнена. Они участвуют в крысиных гонках, но ходят шагом. Очень цивилизованно.
