К дому подъехал темно-зеленый лимузин с берлинским номером. Я поскорей пригнулся, словно автомобильный воришка. Машина аккуратно остановилась, окна и крыша закрылись нажатием кнопки. Через пару секунд из нее вылез мужчина, его серебристые волосы торчали аккуратной щеточкой, на ногах плоские ортопедические сандалии. Он подошел к дому, вставил ключ в замок и скрылся за дверью. Вскоре его тень мелькнула у окна. Он поднимался по ступенькам, тем самым, которые год назад, на вечеринке в честь дня рождения Александры, один из ее поклонников усыпал желтыми, белыми и красными лепестками.
Приехавший лимузин, вероятно, принадлежал мужу Александры и отцу Кая, ведь комиссарша сказала, что Холгер Каспари будет в Мюнхене сегодня к вечеру или завтра утром. Я заглянул через стекло в салон. На приборной доске лежала мюнхенская квитанция о парковке с датой 21 июля, 17.15. Александра была убита на следующий день.
6
Зал постепенно наполнялся приглушенным гулом. На вернисаже, кроме меня, в белом никого не было. Большинство посетителей явились в черном и в очках медового цвета. Многие одни, без своих благоверных. В основном журналисты и фотографы. Они разыскивали друг друга и сближали лбы, чтобы обсудить одну и ту же тему: смерть Александры. Мне показалось, что некоторые искренне скорбят, хотя, возможно, такое впечатление возникало из-за бледного света, заливающего помещение.
- Бедняжка, бедная Алекс! - Я почувствовал на щеке теплое дыхание. Кто-то коснулся моего плеча. Температура в зале повышалась с каждой минутой, прибывали все новые и новые люди, приносили с собой уличную жару и сбрасывали ее с плеч, словно тяжкий груз. Кончина Александры стала событием, окрылившим это мероприятие. Александра Каспари была тут главной персоной, ведь ее унесла из жизни не банальная болезнь - о такой смерти не сказали бы ни слова. Зато убийство будоражит воображение. Даже на меня упал отблеск чужой славы.
- Правда ли, что вы разговаривали с Александрой буквально за пару часов до ее гибели? - спросила меня незнакомая дама с широкой полосой помады на тонких губах. Не успел я открыть рот, как она уже отвернулась.
Взъерошенную фотохудожницу оттеснили к стене. Она взирала на это столпотворение со счастливой улыбкой. Впрочем, ее почти никто не замечал, кроме какого-то толстяка, который, обливаясь потом, вел с ней беседу. Фотографии мне понравились - бледные люди на блеклом фоне. Я уже прикидывал, не подойти ли мне к художнице, или, может, лучше потолкаться среди толпы, послушать разговоры? Я наблюдал за людьми. Может, среди них ходит и убийца? Ведь он наверняка захочет выяснить, что думают люди про это преступление, какие подробности им известны. Через пару минут я уже был уверен, что он где-то здесь. В детективах такое случается часто. Может, убийца - вон тот мужчина, стоящий у открытого окна, да, вон тот, с орлиным носом и густой шапкой волос? Привлекательный мужик, но точно традиционной ориентации. Он пожирал стоявшую рядом женщину взглядом, недвусмысленно говорившим: ты та, кого я хочу трахнуть, немедленно. Кажется, ей это нравилось.
Я с благодарностью взял бокал белого вина - мне предложила его на подносе официантка в длинном переднике, - глотнул его и стал обмахиваться, вместо веера, пригласительным билетом. Вино оказалось теплым, закуска вообще отсутствовала. Я решил подгрести поближе к орлиному носу и его спутнице и выяснить, кто они такие.
Дорогу к ним отрезал Клаус-Петер.
- Извини, старик, что я вытащил тебя из постели этим жутким известием. - Он похлопал меня по плечу, и я покрепче обхватил бокал, чтобы не плеснуть вином.
- Сурово ты со мной поступил. Я пережил шок.
Клаус-Петер встал рядом со мной как ни в чем не бывало и принялся разглядывать публику. Его поры расширились, кожа набухла влагой, словно губка. Мне захотелось поскорей от него отделаться.
- Довольно громкая история получается с убийством Каспари, - заявил он. - Сейчас, в летнее затишье, для меня это настоящий подарок.
Я даже не нашелся, что ему ответить. Неужели он в самом деле такой отморозок? В другом конце выставочного зала я увидел своего соседа Хофмана, он педантично рассматривал фотопортреты. Надо заметить, что он скорее всего ходит на всевозможные вернисажи, чтобы убежать от своего одиночества, побыть среди людей. Я помахал ему рукой. Мне ответил кто-то еще.
- Я уже беседовал с комиссаршей, - сообщил Клаус-Петер. - Они ничего не упускают, все их интересует. А ты с ней общался?
Я понял, что особа, только что помахавшая мне рукой, теперь целеустремленно рванула в мою сторону. Прищурив глаза, я узнал рыжую шевелюру Евы Шварц, главной редакторши. По пути она обняла мужчину примерно моего возраста, то есть лет сорока, хотя алкоголь и табак уже делали свое черное дело. Волосы мужика были гладко зачесаны назад, отдельные пряди небрежно падали на лоб. Одет он был в бледно-розовую рубашку. Ева взяла его под руку и растянула губы в обворожительной улыбке.
- Что там за тип в розовом? - спросил я у Клаус-Петера.
- Который? Тот вуманайзер, что ли? - переспросил он. Меня позабавило, что он употребил это слово вместо обычного «бабник». - Фабрис Дюра, менеджер косметического концерна «Клермон». По Германии. - Клаус-Петер хмыкнул. - Ясно, что он увивается возле Евы Шварц. Хочет протолкнуть в журнал свой товар - помаду, тушь, духи и прочую дребедень. Гляди, как старается.
- По-моему, это Ева на нем виснет!
- Томас, неужели ты ревнуешь? - Клаус-Петер сочился ехидством.
Кто-то обнял меня сзади. Я увидел на своем животе тонкие, но сильные руки. Беа! Я обрадовался ее приходу. К длинной черной юбке она надела затейливо застегнутую блузку, такую же красную, как ее губная помада.
- Фотохудожнице срочно нужен парикмахер, - заявила она.
Я поволок ее в сторону.
- Беа, у меня появился след. Холгер находится в городе уже не меньше двух дней!
- Холгер? - Она взяла у меня бокал, в который официантка успела подлить вина, и отпила несколько глотков.
- Да, разумеется, тот самый Холгер, муж Александры и отец Кая. Кто же еще? - Меня вывела из себя ее непонятливость.
- Про него комиссарша сказала, что он приедет в Мюнхен лишь сегодня или завтра утром.
- Он давно уже тут. Он был в городе и в день убийства.
Клаус-Петер уже куда-то смылся.
- Значит, Холгер Каспари что-то скрывает, - заявила Беа. - Как же ты это выяснил?
- Его выдала парковочная квитанция, лежавшая в машине. Скажи-ка, Беа, - тут я повернулся спиной к толпе, - знаешь ли ты того мужика с крючковатым носом? Того, у открытого окна. Кажется, он наблюдает за мной.
- Брось! Он на тебя и не глядит…
- Я же вижу…
- …но он клевый чувак. - Беа поставила бокал на проплывший мимо поднос и вполголоса предупредила: - Осторожно, Скорпион!
Ева обняла сначала меня, потом Беату. В который раз я поразился тому, как хорошо она выглядела. Она была моложе Александры на два года и, вероятно, став главным редактором глянцевого журнала, добилась в жизни всего, о чем могла мечтать. Ева, в дорогой, но довольно безвкусной одежде, с консервативными, но толерантными взглядами. Ева и журнал «Вамп» - поистине, любовь до гроба. Внезапно мне бросилось в глаза, что новая стрижка не совсем ей подходит. Деннис в последний раз подстриг ее под мальчика, и теперь она носила прическу на косой пробор, не так, как предусматривает фасон. Хотя прическа была в целом безупречной, к ее типу внешности скорей пошли бы более длинные волосы. Мне вдруг стало нехорошо и захотелось домой.
