Вкус приготавливаемых Чероки снадобий и смесей был, как правило, ужасным, но старая женщина утверждала, что именно в этом их сила.
Шеннон украдкой оглядела комнатку. Обычно возле плиты стояло ведро с водой, на полу был изрядный запас дров, а на плите что-то жарилось или варилось. Нередко можно было увидеть свежеиспеченные лепешки.
Сегодня ведро было пусто, дров едва ли хватит даже на растопку, а съестным даже не пахло.
– Пока я шла сюда, мне захотелось пить, – сказала Шеннон, потянувшись к ведру. – Не возражаешь, если я принесу воды?
Поколебавшись, Чероки пожала плечами.
– Ручей страшно холодный, у меня ломит зубы, если я пью такую ледяную воду, – пробормотала старая женщина.
– Тогда я сейчас принесу воды, и ее можно будет немного подогреть.
Опять поколебавшись, Чероки вздохнула:
– Я очень благодарна тебе, Шеннон. Я сегодня неважно себя чувствую.
Шеннон сбегала за водой и принесла в комнату дров. Укладывая их между койкой и плитой, она искоса посмотрела на Чероки и с огорчением отметила, что та выглядит бледной и изможденной.
– Пока я здесь, – бодрым голосом проговорила Шеннон, я вычищу этот горшок и приготовлю суп. Ничто не подкрепляет лучше супа.
На сей раз Чероки даже не пыталась возражать. Она просто откинулась на кровати и тихонько ругнулась.
– Я поскользнулась, когда несла воду. Это было дней шесть назад, – призналась Чероки. – Подвернула лодыжку. После припарок стало получше, но пока еще проклятая нога побаливает.
– Побереги ее, – посоветовала Шеннон, отскабливая горшок. – Со временем заживет.
Чероки еле заметно улыбнулась:
– Я точно такой же совет давала Молчаливому Джону, когда Разорбек наступил ему на ногу.
– Надеюсь, что ты не в пример ему последуешь хорошему совету.
– А самого Молчаливого Джона нет…
Это было не похоже на вопрос. Это скорее прозвучало как утверждение. Однако Шеннон сделала вид, что Чероки спрашивает, а ей следует отвечать.
– Да, пока никаких вестей…
– Ты должна смотреть правде в глаза… Ты стала вдовой.
Шеннон ничего не ответила.
– Даже до Калпепперов это дошло, – продолжала Чероки, – а ведь их не заподозришь в большом уме.
– Я оденусь в одежду Молчаливого Джона и снова проеду на Разорбеке через перевал.
Чероки хмыкнула:
– Не рассчитывай, что тебе и на этот раз удастся их одурачить.
Шеннон пожала плечами:
– А что же делать?
– Что ты можешь сказать о мужчине по прозвищу Бич? – спросила Чероки. – Маленький Медведь сказал, что он ехал по твоим следам от самой лавки.
– Маленький Медведь такой же сплетник, как и его дядя – Раненый Медведь.
Однако Чероки ждала, когда Шеннон расскажет ей о Биче.
Вместо этого Шеннон сосредоточила все свое внимание на приготовлении супа, словно для нее это был вопрос жизни и смерти.
* * *
– Так что же? – Чероки отнюдь не собиралась отступать.
– Ты о чем?
– О Биче, как ты сама понимаешь. Он нашел тебя?
– Да.
– Несносная девочка! Ты слишком долго общалась с Молчаливым Джоном!… Что произошло между вами?
– Я заставила его уехать.
– Каким образом?
– С помощью Красавчика и дробовика.
– Гм! – хмыкнула Чероки. – Если этот парень уехал, то сделал только потому, что так сам решил, а не потому, что ты его запугала… А что он хотел?
– Того же, чего хотят и Калпепперы, – заносчиво сказала Шеннон.
– Сомневаюсь. Он не из числа тех, кто бегает за каждой юбкой.
Шеннон подняла голову, удивившись тому, что Чероки, оказывается, способна сказать доброе слово о ком-либо из мужчин.
– Ты знаешь Бича? – спросила Шеннон.
– Не напрямую. Раненый Медведь и Вулф Лоунтри поддерживают отношения друг с другом, а Лоунтри на короткой ноге с Рено – братом Бича.
– Рено? Этакий громила с ружьем? – удивилась Шеннон.
– Да, но он пускает его в ход лишь тогда, когда его вынуждают. Вообще-то он заядлый охотник за золотом. Можно подумать, что он общается с духами, когда узнаешь, как ему со своей женой Евой удается найти золото. Об этом Вулф Лоунтри рассказал Раненому Медведю, а…
– А Маленький Медведь рассказал тебе, – закончила фразу Шеннон. – До тебя новости доходят с быстротой молнии.
Чероки хмыкнула:
– Что еще остается делать в моем возрасте? Вообще мужчины любят посплетничать даже больше, чем женщины, это уж точно. За исключением Молчаливого Джона, конечно. Разговаривать с ним – все равно что с могильной плитой. Уж не знаю, как ты это переносишь. Я из-за него чуть было не начала пить.
– Я и не знала, что ты так давно знаешь Молчаливого Джона.
Чероки наклонилась и стала ощупывать вывихнутую лодыжку. В комнате повисла тишина.
– Ну вот, я тоже замолчала, – пробормотала Чероки через некоторое время.
– Я не против тишины. Джон сам любил читать и приучил меня. Только я Платону предпочитаю стихи.
Чероки фыркнула:
– Я видела, что твои чемоданы забиты книгами. Пустая трата времени, если, конечно, там не пишут о травах.
– Зимой много свободного времени.
– Это неестественно – не разговаривать с людьми!
– Почему же, я разговариваю с собой и с Красавчиком.
– Очень трогательно! И наверное, одна твоя половина дает умные ответы другой половине. Вот только неизвестно, которая из них.
Улыбнувшись, Шеннон проверила воду, которую поставила подогревать на плиту.
– Как насчет чая с ивовой корой? – предложила Шеннон.
Чероки скривилась.
– Отвратительное пойло! Хуже помоев!
– Твоей лодыжке станет лучше.
– Пойло!
Не обращая внимания на возражения Чероки, Шеннон подошла к обшарпанному деревянному сундучку и подняла крышку. В нос ударили запахи трав. Ивовую кору найти оказалось нетрудно, а поскольку в отличие от других она была мягкой, то и раскрошить ее было делом одной минуты.
Когда Шеннон заварила чай, Чероки залезла под кровать и достала холщовый мешочек. Из него она извлекла замотанный в папиросную бумагу пакет. Не говоря ни слова, она снова уселась на койке, поглаживая пакет шишковатыми в царапинах пальцами, словно он содержал нечто очень дорогое.
Когда Шеннон поднесла Чероки лекарственный чай в металлической кружке, старая женщина словно бы не заметила этого и посмотрела в глаза Шеннон.
