– Вдруг она не была уверена, что гости ей поверят? А может, это был сговор богатых идолопоклонников: они похитили несчастную сиротку в качестве ритуальной жертвы какому-нибудь божеству, приносящему им деньги. Как в фильмах ужасов, которые тебе так нравятся…
– Вряд ли девчонка была пленницей, иначе ей бы не удалось дозвониться до своего приятеля и договориться с ним о побеге, – прервал я ее. – Ну разве что надзирательница смотрела за ней спустя рукава. А если предположить, что Алиса была накачана лекарствами, она не смогла бы так ловко перелезть через стену по веревке.
– Следовательно?… Твое заключение?
– У меня его нет. Я сделал свою работу, получил за нее деньги, и этого мне достаточно. Хотелось бы только надеяться, что у барышни действительно крыша съехала, иначе я работал на тюремщика и сам невольно оказался тюремщиком. Что меня совсем не греет.
Я поднялся, устав лежать на жестком полу, подошел к Стефании и начал массировать ей спину.
– Ах, как хорошо… продолжай… Ты должен найти себе работу поинтереснее, дружок. Что-нибудь более подходящее…
– Я умею делать только эту, – ответил я скупо, продолжая разминать ей мышцы. – Мое дело – быть гориллой, которая за пару лир может набить кому-нибудь физиономию. Учиться чему-то другому в моем возрасте поздновато.
– Ты мог бы опять наняться в какое-нибудь охранное агентство: мне кажется, такая работа может оказаться более достойной и постоянной. – Она прекратила стучать по клавиатуре и опустила голову на руки, наслаждаясь массажем.
– Нет уж, спасибо. Я уже работал в отделе маньяков целых четыре года и меньше чем двадцать дел одновременно не вел, занимаясь этим практически с утра до вечера. И не заработал ни хрена, и никогда прежде не чувствовал себя так хреново. Конечно, в половине случаев речь шла о ерунде: дурацкие козни разочарованных любовников, закидоны девяностолетних эротоманов, гадости завистливых родственников или коллег. Или полоумных, которые через себя перепрыгивали, чтобы привлечь внимание известных людей. Хотя случалось иметь дело с отпетыми отморозками. – Я прервал массаж, завернул левый рукав рубашки и продемонстрировал ей на предплечье следы встречи с одним из них. – Видишь этот шрам? Это от бритвы, которой собирались оттяпать нос одной моей клиентке, но промахнулись. – Я вновь занялся ее спиной. – У меня таких шрамов полно по всему телу – от ножа, арматуры, цепей, бутылок. Однажды на меня даже плеснули кислотой, которой собирались облить цистерну грузовика: если бы на мне не было пальто, сейчас я ходил бы с дыркой в спине.
Стефания клюнула губами мою левую руку, а я ответил ей поцелуем в шею. И заметил, как на ее затылке вздыбились волосы. Интересно, что бы это значило?
– Почему ты прекратил массаж? – спросила она севшим голосом.
Я возобновил свои усилия.
– Но тебе удалось схватить того, кто это сделал? – спросила она после паузы.
Я протяжно вздохнул, пытаясь не дать ей заметить, насколько мне приятно ласкать ее спину.
– Я всех их поймал, но в этом-то и проблема, – ответил я. – Согласен, некоторые из них были просто бешеные ублюдки, свихнувшиеся на деньгах, и я, отправив их в тюрьму, совсем не переживал по этому поводу. Зато остальные были из тех несчастных, арестовав которых, я ощущал себя полным мерзавцем. Как в случае с тем, кто полоснул меня бритвой. Когда мне удалось разоружить его, он не понимал, что с ним случилось, и попросил у меня прощения. Он был здоровенный, толстый парень, но с куриными мозгами. Как мне позднее рассказали, он был неграмотен и страдал от одиночества, потому что его мамаша сказала ему, что все кругом суки и проститутки.
Мне до сих пор снится эта сцена: я истекаю кровью на тротуаре, а его заталкивают в машину карабинеры. И у него взгляд, как у животного, которое везут на скотобойню. Весь ужас в том, что именно я отправил его туда.
– Он был просто убогим и больным человеком, – продолжил я. – Как можно посылать в тюрьму больных людей?
– Ты бы предпочел, чтобы они ходили по улицам и резали людей?
– Господь с тобой, конечно нет, но этот-то не был конченым негодяем! Просто несчастный парень, у которого мозги съехали набекрень от свалившихся на него проблем. И сейчас он наверняка сидит в каком-нибудь тюремном дурдоме, где ему затыкают рот грязной тряпкой и привязывают к кровати. И я не хочу больше нагружать мою совесть, даже слышать о такой работе не хочу.
Стефания крутанулась на кресле и уставилась мне в глаза:
– Ты меня изумляешь. У тебя, как видно, есть совесть!
– Ты даже не представляешь, сколько ее у меня! – Я нагнулся, чтобы поцеловать ее.
Она выскользнула из моих рук и встала.
– Мне кажется, тебе слишком понравилось массировать меня, пойду приготовлю тебе вместо чая расслабляющий отвар. – Стефания зашлепала тапками в кухню, оставив меня одного в спальне слушать, как она суетится у плиты.
– Ты не очень-то любезна! – крикнул я ей.
– Извини, что не падаю у твоих ног, – крикнула она в ответ, – но знаешь, как говорят в таких случаях…
Что говорят в таких случаях, я не успел узнать, потому что раздался звонок в дверь, прервав ее на полуслове. Она пошла открывать.
– Добрый вечер, синьорина Стефания, – услышал я голос нашего соседа Эритрео Каццулати. Слава богу, он прервал всего лишь разговор! – Вам известно, что полиция разыскивает синьора Дациери?
Электрический разряд ударил по моим эрогенным зонам, погасив робкие желания. Я приставил ухо к двери, чтобы было лучше слышно, спешно производя анализ своего недавнего прошлого. Оно было более или менее незапятнанным, если только Компаньон не натворил чего-нибудь, не поставив меня в известность. Нет, это вряд ли, подумал я, отказываясь от идеи выпрыгнуть в окно.
– Полицейские позвонили по домофону мне, потому что на домофоне нет таблички с номером квартиры синьора Дациери. Я назвал им номер. Кто знает, что он натворил… – Каццулати прямо-таки захлебывался от радости, пока не увидел меня. Я отчетливо услышал, как клацнула его искусственная челюсть, когда он стремительно отскочил от входной двери на лестничную клетку.
– Извини, Стели, я думаю, мне стоит сходить посмотреть. – Я старался говорить спокойно, но у меня не очень получилось.
– Как ты думаешь, что они от тебя хотят?
– Понятия не имею. Но окажи мне любезность: если я не позвоню тебе в течение трех часов, предупреди Вале. У тебя ведь есть номер ее телефона?
Она утвердительно кивнула:
– Не беспокойся и будь осторожен, прошу тебя.
– Ну разумеется!
Я побежал вниз по лестнице, обогнал Каццулати, который от ужаса вжался в стену. Невозмутимо улыбнулся ему и с тем же невозмутимым видом предстал пред очами двух агентов в штатском, которые ждали меня в дверях подъезда. С этими ребятами я был знаком. Их звали Пенса и Пассантини – когда-то приходилось общаться. Так что не составило труда узнать, чему я обязан счастьем лицезреть их и почему они желают, чтобы я пошел с ними «перекинуться парой слов»: Алиса Гардони была мертва.
