— Я полагал, разговор пойдет совсем о другом…
Бевин молча кивнул.
Прежде чем продолжить читать документы, Черчилль закурил сигару, держа в руке свою старую пепельницу.
Время от времени он что-то неразборчиво бормотал, потом вдруг воскликнул:
— Остров Уайт! Кто бы мог подумать!
Затем поднялся, чтобы размять ноги и зажечь очередную сигару. Он читал, морща лоб и то и дело бросая вопросительные взгляды на Бевина.
Через десять минут Черчилль закрыл папку, снял очки, отложил их в сторону и глубоко затянулся гаванской сигарой.
— Я там тоже есть?
— Несомненно. Но я не знаю деталей, — ответил Бевин.
— А вы?
— Не спрашивал.
Черчилль почувствовал воодушевление, кураж, как когда-то давно в этом самом кабинете. Кровь забурлила от возбуждения.
— Нельзя допустить, чтобы информация стала общедоступной. Страна только что очнулась от кошмара. Иначе Великобритания погрязнет во мраке и хаосе!
— Мы полностью согласны с вашим мнением.
— Кому еще известно о проблеме? Сможем ли мы удержать ситуацию под контролем?
— Круг посвященных довольно узок. Кроме премьер-министра из членов кабинета, в курсе только я. Кто еще?.. Человек пять военных знают достаточно, чтобы сообразить, что к чему. Ну и, конечно, профессор Этвуд и его ближайшие коллеги.
— Вы правильно сделали, что изолировали их.
— И наконец, — продолжал Бевин, — американцы. Учитывая специфику наших взаимоотношений, мы подумали, что обязаны проинформировать президента Трумэна. Он заверил нас, что лишь ограниченное количество проверенных людей с их стороны получат частичный доступ к информации.
— Поэтому вы обратились ко мне? Из-за янки?
Бевину вдруг стало жарко, и он снял пальто.
— Буду с вами предельно откровенен. Премьер-министр хочет, чтобы вы повлияли на Трумэна. Отношения, прямо скажем, натянутые. Правительство собирается поручить ведение переговоров вам. С сегодняшнего дня мы формально отходим от дела. Американцы предложили передать им все материалы целиком. После жарких дискуссий мы согласились. На самом деле они нам не нужны. У американцев наверняка полным-полно идей по этому поводу, но, честно признаться, мы даже слышать о них не хотим. Сейчас нужно всерьез заняться восстановлением страны. Мы не имеем права отвлекаться на другое. Вы сами понимаете, потребуются непредвиденные расходы и сохранение секретности. А если утечка информации, что тогда? Думаю, ситуация ясна. Но есть один момент. Надо как-то решить вопрос с профессором Этвудом и остальными. Мы просим вас взять этот вопрос под контроль не как руководителя оппозиции, не как политического деятеля, а как нравственного лидера!
Черчилль все это время кивал.
— Умно. Очень умно! Вероятно, ваша личная идея, Бевин. Думаю, я поступил бы так же. А вы даете гарантию, что впоследствии это не будет использовано против меня? Я собираюсь на следующих выборах разбить вас в пух и прах, и было бы нечестно с вашей стороны торпедировать меня ниже ватерлинии!
— Гарантирую, такого не будет, — ответил Бевин. — Решение проблемы важнее политики.
Черчилль, поднявшись, потер ладони.
— Тогда я согласен. Я позвоню Гарри утром, если вы все подготовите, а затем займусь профессором Этвудом.
Бевин прочистил горло.
— Надеюсь, с профессором вы встретитесь раньше. Он ждет в коридоре.
— Профессор здесь? Хотите, чтобы мы пообщались прямо сейчас? — недоверчиво уточнил Черчилль.
Бевин кивнул и быстро встал, как будто собирался сбежать.
— Оставляю вас с ним, а сам лично отчитаюсь перед премьер-министром. Генерал-майор Стюарт будет вашим помощником. Он прикреплен к вам до окончания дела. Все материалы собраны на территории Великобритании. У вас есть еще вопросы?
— Пока нет.
— Спасибо! Благодарю вас от лица правительства.
— О, ну конечно! Все будут мне благодарны, кроме жены. Если опоздаю к ужину, мне несдобровать, — сказал Черчилль. — Где там ваш Этвуд?
— Хотите с ним встретиться сейчас? В принципе я не настаиваю…
— Что значит, хотите — не хотите? Думаю, у меня нет выбора.
Джеффри Этвуд в растерянности сидел перед самым известным человеком на Земле. Благодаря полевым исследованиям профессор Этвуд оставался поджарым, однако землистый цвет лица говорил о нездоровье. В свои пятьдесят два года он выглядел по меньшей мере на шестьдесят. Этвуд поднес ко рту кружку чая с молоком, и Черчилль заметил, что у него дрожат руки.
— Меня насильственно держали взаперти почти две недели, — сказал Этвуд. — Жена, наверное, с ума сходит. Пятерых моих коллег также задержали. Среди них есть женщина. При всем уважении, премьер-министр, это переходит всякие границы! Один из моих сотрудников — Реджинальд Сондерс — погиб. Мы получили тяжелые психологические травмы…
— Да-да, — согласился Черчилль, — все это очень неприятно… Мне сообщили о мистере Сондерсе. Однако, думаю, вы понимаете, профессор, что дело необычное.
— Да, но…
— Чем вы занимались во время войны?
— Мои знания были направлены на пользу государства. Наш полк занимался каталогизацией предметов искусства, вывезенных нацистами из европейских музеев.
— Хорошо, очень хорошо, — ответил Черчилль. — А потом вы вернулись к научной работе?
— Да. Я профессор именной кафедры Баттеруорта в Кембриджском университете.
— Раскопки на острове Уайт — ваше первое полевое исследование после войны?
— Да. Правда, я бывал там до войны, но раскопки, о которых идет речь, проводились на новом участке.
— Понятно. — Черчилль взял портсигар: — Не желаете? Нет? Надеюсь, вы не против, если я закурю. — Он чиркнул спичкой и запыхтел, пока вся комната не наполнилась дымом. — Вы знаете, где мы с вами сейчас находимся, профессор?
Этвуд безучастно кивнул.
— Немногим непосвященным случалось побывать в этом кабинете. Я сам не думал, что вновь окажусь здесь, однако меня вызвали, чтобы разобраться с вашей проблемой.
— Я понимаю, к чему может привести мое открытие, — отчаянно запротестовал Этвуд. — Но свободу действий, как мою, так и моих коллег, нельзя ограничивать! Если это и проблема, то она надуманная.
— Не все с вами согласятся, — резко заявил Черчилль. Профессора испугала такая холодность. — Многое поставлено на карту. Приходится считаться со сложившимися обстоятельствами. Мы не можем допустить, чтобы вы опубликовали результаты в каком-нибудь журнале.
Этвуд закашлялся от сигарного дыма.
— Я только об этом и думал, после того как попал под арест. Не забывайте, что я сам сообщил правительству о находке. И я не собираюсь никуда сбегать или обращаться к газетчикам. Я готов подписать любые документы о неразглашении. Мои коллеги, конечно же, поступят так же. Таким образом все затруднения разрешатся.
