— Человек один сказал… — робко начал грек. — Жорик в ИВС сидел. Ну, там…
— Врешь, сучара! — спокойно произнес Жорик.
— Цыц! — рявкнул Якорь. — Говори, Ананас.
— Ну, человек сказал, что его опустили… За что — не в курсе. Сказал, болтнул.
— Что ж, бывает и такое, — вроде как согласился с рассказчиком Якорь. — А кто этот человек, что тебе про Жорика сказал? Не мент, я надеюсь?
— Если мент — не считается, — высказал Борозда прописную лагерную истину, что ментам верить нельзя и их слово ничего не стоит.
— Так кто сказал, грек?
— Я… забыл. — Грек опустил плечи и закрыл глаза.
В ту же секунду среди присутствующих поднялся ропот:
— Что значит «забыл»?
— Языком трёкнул — пусть отвечает!
— Чем. ответишь, грек?
— Допустим, забыл, — вновь согласился Якорь. — Скажи, чем ответишь за базар? Или есть, кто подпишется?
— Не… не знаю. — Грека трясло.
— Жорик, что скажешь? — повернулся к Жорику Борозда.
— Ананас гонит, — коротко сказал тот. — Паскуда.
— Жорик, докажи. — Якорь вынес своеобразный вердикт, за которым должно было непременно последовать некое активное действие, подтверждающее сказанные слова.
Не столько сила в цене на зоне, сколько воля, и теперь она решала все. Сие качество в почете и на свободе, но проявляется редко. Взгляд Жорика в очередной раз коснулся тяжелого костыля, покоящегося на одной из полок.
Жорик протянул руку и взялся за него.
Ананас, словно ошпаренный, кинулся к двери и стал изо всех сил в нее тарабанить. Дверь оказалась заперта.
— А-а-а!!! — фальцетом вырвалось из груди клеветника. — Суки! Су-у-ки-и!
На орущего в зверином страхе грека никто не обращал внимания. Все смотрели на Жорика, ожидая, как тот поступит в следующее мгновение. А он поудобнее приладил костыль в ладони и крепче сжал ее.
Лицо во мгновение ока стало бледно-серым, скулы заострились, зубы заскрипели так, что казалось, скрип этот можно было услышать даже за пределами лагеря. К общему удивлению, Жорик направился с костылем не в сторону бьющегося в истерике Онасиса, а к столу.
— Не понял! — издал удивленный звук Якорь. Борозда положил ему на плечо руку, давая жестом понять, чтобы тот не мешал. Сами воры располагались чуть в стороне от стола. Всем было интересно, что будет делать Жорик. Самое простое — убить грека. В его виновности никто не сомневался. Жорик решил поступить иначе.
— Пустите меня! — все еще умолял грек. — Выпустите! — Не хочу! Выпустите! Он полз на коленях от двери прямо к Жорику. Складывалось впечатление, что Онасис сошел с ума, ибо в здравом рассудке мало кто поползет навстречу смерти. — Пустите меня! — Он судорожно ухватил Жорика за штанину. Тот брезгливо посмотрел на него и пинком отшвырнул от себя.
Тогда грек с истошными криками принялся биться головой об пол, разбивая себе в кровь лицо.
— Успокой, — одним словом приказал Якорь подручному. Зэк, сидящий рядом, схватил грека за ворот и шибанул о стену несколько раз, чтобы вывести его из шока. Подействовало. Онасис опустился возле стены на корточки и притих.
Жорик сплюнул густой горячей слюной и повернулся к Якорю.
— Дай закурить! — буквально выкрикнул он, чем немало обескуражил вора.
— Потом покуришь. Сперва ответь.
— Да-ай!!! — срывая голосовые связки проорал тот. — Сигарету!
Вор кивнул, и один из «шестерок» протянул почитаемые на зоне «Мальборо». К слову сказать, по всему Союзу, за пределами лагерей, американские сигареты в ту пору были исключительной редкостью. Авторитетные же воры давно к ним привыкли.
Прикурив, и глубоко затянувшись, Жорик чуть склонился над столом и положил левую руку на столешницу. Правую, в которой до белизны в костяшках был зажат костыль, вскинул вверх и затем резко опустил вниз. Острие, старательно отточенное заключенными, ударило по внешней поверхности растопыренной левой кисти. Кровь хлынула фонтаном, избрызгав всех, кто оказался неподалеку и от неожиданности не успел уклониться. Зубы перекусили зажженную сигарету пополам. Глазные яблоки закатились. Тело безжизненно рухнуло на пол. Все присутствующие были потрясены.
Внешне спокойным остался лишь Якорь. Он встал со своего места. Подошел к лежащему на полу Жорику. Снял с себя ремень и перетянул запястье выше раздробленной кисти. Кто-то со стороны протянул ему кусок чистой белой ткани, оторванной от простыни. Якорь, остановив кровотечение, сделал Жорику перевязку и лишь затем повернул лицо в сторону свидетелей происшедшего:
— Все видели, как Жорик сегодня на промзоне под костыль случайно попал?
— Все…
— Было дело!
— Ясный пень, случайно попал, по неосторожности!
— Кто не видел — вешайтесь, — сказал Борозда.
Жорик ничего этого не слышал. Он был в обмороке от болевого шока. «Шестерки» Якоря и Борозды бережно подняли его на руки и понесли в лазарет.
Грека приговорили, а Жорик после того случая получил блатное погоняло — Костыль…
Все вышеописанное я вспоминал, пока Жорик вез меня, Вадика и Сашку с матерью в одному ему известном направлении. Он задавал мне по дороге вопросы. Я на них отвечал. Рассказал в подробностях о появлении в офисе Лариски с быками. Не забыл упомянуть и о Конопле. Между тем «БМВ» притормозила у входа в ночной клуб. Несмотря на раннее утро, автостоянка перед заведением была плотно забита иномарками. Значит, клуб не пустовал.
Рекламные неоновые панно ярко и красочно возвещали петербуржцам и гостям Северной Пальмиры о том, что только здесь еженощно представляет свою программу Инга Доли и обворожительные танцовщицы варьете «Доли-шоу». Мол, добро пожаловать! Мол, мы искренне рады встретить и приветить вас, уважаемая публика, в любое время суток и года. Мол, к вашим ногам все тридцать три удовольствия.
На самом же деле сосите лапу пьяной обезьяны, господа и дамы, товарищи и сотоварищи, сэры, мэры и пэры! На хрен вы никому здесь не нужны, коль не являетесь членами клуба. А членом, имеется в виду клуба, можно стать лишь через нежную и преданную дружбу с господином Жорой Костылем.
Дверь, конечно, на замке. Но она во мгновение ока распахнулась перед нами.
— Доброе утро, Георгий Михайлович, — приветствовал шефа старший смены охраны клуба. — У нас все в ажуре.
— В ажуре — хрен в овечьей шкуре. — Жорик похлопал старшего охранника по плечу. — А тебе, Саша, не мешает научиться докладывать по форме.
— Виноват, Георгий Михайлович, — смутился тот.
— Ладно-ладно, — примирительно произнес Костыль. — Неси службу. Мы тут сами разберемся.
Охранник исчез, а мы проследовали за Жориком.
