новелле.
В общении Ута держалась просто и доверительно, притягивая к себе крестьянский люд, на неё молились в буквальном смысле слова, что, разумеется, не давало покоя церкви. Святые епископы начали буквально шпионить за ней, нарекая её «ведьмой» и недвусмысленно давая понять, что она сдружилась с самим дьяволом. Прибавить сюда следует ещё и редкой красоты внешность, кротость манер. Бесспорно, полагали священники, за обманчивым ангельским ликом прячется подлинное исчадье ада! Блестяще все эти коллизии, а также проблемы семейной жизни нашей героини, или попросту история любви и ревности, отразились в пьесе молодого немецкого актёра — и что немаловажно, скульптора! — Франца Зондингера, писавшего под псевдонимом Феликс Дюнен, пьеса эта была очень популярна во второй половине 1930-х годов в Германии и сыграна за короткий промежуток времени на подмостках сорока театров.
Как бы то ни было, но предположения о гибели Уты в результате некоего преступного заговора всё же представляются реальными: странно, что точно не зафиксирован год её ухода, записана только дата — 23 октября. Долгое время в этот день по ней служили заупокойную мессу. Место погребения тоже неизвестно. Предполагают, что это, скорее всего, подземелье Наумбургского собора, та самая крипта. И именно крипта оказалась относительно нетронутой после масштабной перестройки, произошедшей в середине XIII века. Тогда же, как предполагают, могли быть и перемещены останки. Участвовал ли в этой процессии тот самый безымянный Мастер из Наумбурга? Вполне возможно, что он мог присутствовать, поскольку именно в то время начал работать над скульптурами двенадцати донаторов собора. Возможно, ему удалось застать тех, кто ещё отдалённо помнил рассказы о том, как выглядела реальная Ута, и по этим свидетельствам позже выбрать для моделей простых крестьян и ремесленников из соседних деревень.
И сегодня Мастер из Наумбурга — загадка для искусствоведов. Несмотря на все усилия, пока не удалось обнаружить источники, позволившие хотя бы идентифицировать личность Мастера и собрать о нем достоверные сведения, — так говорил мне в 2017 году доктор Хольгер Кунде. На основании удивительно детальной и эмоционально наполненной проработки скульптур, рельефов, органичной связи с внутренними архитектурными ансамблями, Мастера принято считать одним из самых значительных зодчих европейского Средневековья, чего стоят отделанные каменными цветами и листьями фризы и капители собора. На скульптурах, которые были ему заказаны, воссозданы детали оружия, одежды и украшений. Где он обучался всему, с кого, наконец, лепил облики людей, ушедших из жизни около двухсот лет назад? По существу, увековечивал он уже народную и коллективную память, прилагая усилия своего необыкновенного таланта, чтобы прежде всего одухотворить статуи.
Так заканчивается легендарная история Уты, полная туманных намёков и недосказанных свидетельств эпохи, а в начале ХХ века последует зарождение нового мифа, который сопровождает нас и по сей день.
Весной 1921 года молодой фотограф Вальтер Хеге (1893–1955) неожиданно потерял работу в престижном ателье Наумбурга. Уезжать из родного города не хотелось, менять род деятельности — тем более. Фотография тогда становилась популярной. Обучался Хеге искусству светописи у всемирно известного фотографа Хуго Эрфурта в Дрезденской художественной школе, а в юности выбирал между профессией скульптора и художника. Немного позднее, удачно совместив свои увлечения, он стал снимать архитектурные шедевры для альбомов по искусству, не прекращая при этом занятия живописью, а впоследствии даже создал несколько фильмов как оператор и режиссёр. Именно в 1925 году вместе со своим другом, историком искусства Вильгельмом Пиндером, он издаст альбом, посвящённый архитектурному ансамблю Наумбургского собора{3}. Одарённый красноречием, вдохновлённый идеями национал-социализма Пиндер, конечно, повлиял на Хеге, говоря о популярном в то время «народном духе» и чистом искусстве. Думается, неслучайно Ута, попавшая в объектив Хеге, стала в 1937 году центральным экспонатом на выставке «Вырождающееся искусство» в Мюнхене, где олицетворяла идеал абстрактной белокурой красавицы. Именно в те годы появится огромное количество стихотворений, новелл, искусствоведческих трактатов, посвящённых Уте, — не только упомянутая уже пьеса Феликса Дюнена, но и работы Лотара Шрайера, например.
Однако всё это будет позже. Осенним днём 1924 года, раздумывая над дальнейшей карьерой, Вальтер Хеге решил переключиться на съёмку архитектуры. Его давно привлекала игра света на камне, и он отправился в Наумбургский собор. Вот как Хеге сам вспоминал об этом. Вечерело. Солнце, пробивающееся сквозь цветные витражи, тёплым светом озаряло скульптуры; когда же в объектив его фотокамеры попало лицо Уты, свет от цветных стёкол оживил камень. Очертания лица засветились в полумраке, словно кожа живого человека. Хватило бы только чувствительности фотопластины! Но именно эти мгновения и попали на неё, а когда негатив был проявлен и отпечатан, фотограф поразился снова: на карточке оказалось живое и динамичное лицо, едва ли не нашей современницы, излучавшее гордость и достоинство ("Stolz und Würde" — напишет Хеге). Хеге получил возможность отпечатать самый удачный снимок в типографии как открытку. Изображение с Утой продавалось в киосках лучше всего, а вскоре оно попало и в газету вот с такими возвышенными эпитетами: «Подлинное дитя немецких лесов, в которых царят длинные и холодные зимы, полные одиночества и мглистых страхов, твёрдая и неприступная красавица, напоённая внутренней душевной мягкостью и теплотой». Отбросим нездоровый газетный пафос того времени и вспомним, что мимо Уты не прошли равнодушно ни Уолт Дисней, ни Николай Рерих, не говоря уже о режиссёрах, поэтах и рядовых зрителях.
Удивительно, но в начале XXI века интерес к облику прекрасной Уты вспыхнул с новой силой: в Германии поставлены новые пьесы, защищены диссертации, наконец, сам Наумбургский cобор в 2018 году был включён в Список Всемирного наследия ЮНЕСКО, а в городе раз в два года проходит фестиваль, куда съезжаются со всей страны женщины, наречённые этим именем, на так называемые Uta-Treffen. Образ-мечта, образ-легенда вновь связывает невидимыми духовно-историческими нитями разные поколения и разные народы.
Повествовательная манера Грасса, свободно сочетающая временны́е пласты, и на сей раз словно приоткрывает перед читателем «дополненную реальность»: Ютта из современности неслучайно олицетворяет средневековую Уту, и вовсе не по воле общественно-политических событий, которые соблазнительно увидеть в новелле, чудится она в финале Грассу на открытых всем ветрам степных просторах (любопытно, знал ли писатель про картину-реплику, изображающую Уту среди восточных гор, под именем «Держательница мира», такой увидел её, рисуя по фото всё того же Вальтера Хеге, в 1936 году Николай Рерих?); образ этот, как вечный архетип, странствует по мировым культурам, а встреча с ним неизбежно звучит как дальновидное и пророческое предупреждение человечеству. О чём?
Об этом мы, возможно, узна́ем десятилетия спустя, стоит только добавить, что, по мнению переводчика Грасса в России, знавшего писателя лично свыше тридцати лет, Бориса Хлебникова, Грасс не только
