что ты всё ещё видишь этот сон, мой друг, мой брат, мой большой усатый тапир (иногда девушке нравилось так называть Гонсало). Часть тебя чувствует вину за то, что ты живёшь здесь, полуголый, среди «яномами тёпё», человеческих существ. Ты вспоминаешь тех, кого оставил, но знай, что они уже позабыли тебя. Не переживай. Успокойся. Дыши глубже. Они не найдут нас, потому что не ищут тебя. И разве они уже не успели сотню раз отрубить тебе голову?
– Да, я терял голову, а ты спасала меня. Я столько узнал, моя дорогая Гага, – так Гонсало ласково называл девушку. – Я не заслуживаю жизни, которую ты предлагаешь мне.
Гава нахмурилась и пожала плечами:
– Ты несёшь чушь. Собирайся!
Когда огонь разгорелся, Гава встала, чтобы накормить своего попугая фруктами, и широко улыбнулась. Вокруг оживлённо болтали и шутили яномами. Одни уже отправились на охоту или на рыбалку, другие несли плетёные корзины, чтобы собирать ягоды и коренья, которые съедят в конце дня. Три или четыре часа спустя их каждодневные труды были окончены, и яномами могли отдыхать, гулять, учиться и общаться. Их мир не имел ничего общего с тем, в котором рос и воспитывался испанский конкистадор.
Гава и её народ подарили Гонсало новую жизнь, населённую «ксапири», духами каждой вещи, животного, растения, дерева, камня, горы. Гонсало чувствовал их вокруг себя, но увидеть не мог. Гава, напротив, обладала этим редким даром и описывала духов как крошечных сверкающих летающих человечков, напоминающих ночных светлячков. Они напоминали недолепленных людей – у них были омертвелые конечности и не хватало пальцев на руках. Возможно, это объясняло повторявшийся сон о том, как большой усатый тапир претерпевает метаморфозы, постепенно спускаясь вниз по реке, которую яномами называли Оринуку, а мы теперь зовём Ориноко.
Гонсало понемногу заучивал слова языка Гавы. Пока их было немного, но он уже знал, что «рассказывать истории» звучит как «уаха уайоайу». Демон ночи, который насылал на бывшего конкистадора дурные сны, звался «Титири». «Нийайу» означало «пускать друг в друга стрелы» или «воевать». В сущности, яномами ничем не отличались от других людей. Они тоже сражались и погибали, глядя врагу в лицо. Гава в детстве потеряла и мать, и отца, и её взял к себе шаман. После его смерти она и сама стала шаманкой.
Ксапири потешались над смертью. Бессмертные, эти духи посмеивались над людьми, каждому из которых на роду было написано однажды умереть и превратиться в ксапири. Поэтому яномами не боялись смерти – превратиться в ксапири значило обрести вторую, вечную жизнь без каких-либо ограничений.
«Поре тше пей вей!» – говорили ксапири людям.
«Вы – чужаки и чудища, потому что смертны», – подшучивали они над людьми, наблюдая за ними с весельем и доброжелательностью.
«Да уж, – вздыхал Гонсало, – вселенная яномами полностью отличается от вселенной конкистадоров и от народов Европы в целом».
Гонсало завораживали животные, существование которых открыла ему Гава: лишь очень зоркий глаз мог разглядеть их сквозь густую растительность и через бурлящую реку. Ещё в детстве Гонсало вместе с братом следили за рыбами, лягушками и стрекозами, населявшими пруд возле родительского дома. Вместе с отцом он охотился на кроликов и зайцев, голубей и куропаток, оленей и косуль, а однажды даже на волка. Но больше всего он любил птиц.
Вместе с Гавой Гонсало открыл для себя тапира, пекари, муравьеда, броненосца, макао, тукана, колибри, орла-гарпию и древолаза – маленькую лягушку, чья кожа покрыта ядом, сегодня известным как батрахотоксин. Охотники яномами называли её «смертью, убивающей снизу». Он также познакомился с кайманом, черепахой мата-мата, розовым дельфином, анакондой, обезьяной-ревуном, мармозеткой и капуцином. А ещё там жил ягуар, которого Гава – никому неизвестно как – сумела приручить после смерти шамана. Эта великолепная большая кошка заботилась о ней на протяжении долгих лет. Каждое из этих животных попросту завораживало ребёнка, который по-прежнему обретался где-то в глубине души бывшего испанского солдата.
Увы, увы, и ещё раз – увы! Гава знала многое, но в одном всё же ошиблась: испанцы по-прежнему хотели найти Гонсало, дезертировавшего конкистадора. Солдаты упорствовали: они получали приказы и хладнокровно их выполняли. И вот, нежданно-негаданно, они пришли. Неужели Титири, демон ночи, оказался прав? Воплотится ли кошмар в жизнь?
По правде говоря, солдаты уже давно прекратили поиски Гонсало, но конкистадоры заблудились и заметили вдалеке дымок, поднимавшийся над деревней Гавы и её людей.
То утро было приятным и ничем не отличалось от остальных. Гонсало, как и планировал, сопровождал Гаву на охоту. Она заранее смазала ядом кончики дротиков, потерев их о кожу крошечной разноцветной лягушки-древолаза. Её ягуар начал загонять тапира, и тот бросился бежать, пока не оказался на линии огня между двух охотников. Внимательно прислушиваясь к его бешеной скачке, от которой трещали ветки кустов, Гава и Гонсало набрали в лёгкие воздух и направили его в трубку с дротиками. Гонсало выстрелил первым и промахнулся. Гава, напротив, почти никогда не промахивалась, да и «смерть, убивающая снизу» почти мгновенно исполняла свою работу.
Животное рухнуло на опавшую листву. Прежде чем ягуар ушёл охотиться для себя, Гава поблагодарила его, а затем шёпотом обратилась к тапиру, выражая признательность за подаренную жизнь и плоть, которая должна была накормить общину.
Затем Гонсало и Гава поймали несколько рыб, попавшихся в плетёную сеть из джута и конопли на дне русла реки. После они с радостными криками спрыгнули с высокой ветки дерева и искупались в прозрачной воде. Гава научила бывшего солдата хорошо плавать, и теперь он наслаждался процессом, рассекая волны на животе, а порой – на спине. Гава подсмеивалась, напоминая Гонсало, сколько времени он провёл на доске, пробираясь сквозь желтоватый бульон реки, и тот памятный вечер, когда она нашла его, застрявшего в ветвях на берегу, в агонии:
А ещё там жил ягуар, которого Гава – никому неизвестно как – сумела приручить после смерти шамана.
– Тебе следует поблагодарить моего ягуара! Это он учуял зловонный смрад, что исходил от тебя, и, если бы я не выловила тебя, ты бы парил в воздухе вместе с ксапири с того благословенного дня, что я встретила тебя, мой друг, мой брат, мой большой усатый тапир!
Гонсало тоже смеялся. Так они продолжали подшучивать друг над другом, по очереди брызгая водой друг на друга и размахивая руками.
Именно в этот момент на поверхности реки отразились четыре тени. Они заметили двух купальщиков; те вздрогнули от раздавшегося крика:
– Солдат, выходи из воды! Гонсало дель Кастильо, вылезай оттуда!
На
