механики. На территории лагеря, несмотря на то, что они все были немцами, они чувствовали себя в безопасности. Да и мы понимали, что случись что с этими людьми, всем будет очень плохо. Эти люди жили в отдельном здании по несколько месяцев, преподавали у нас что-либо из своего направления. Потом подкидывали задачки, кто-то их решал, кто-то нет.
— Потенциал — догадался я — и другое мышление.
— Да молодой человек — кивнул Михаил — они искали среди живших в лагере тех, у кого мозги работали по-другому. А немцы с ними занимались, были даже построено несколько лабораторий. Наша молодежь, тех, кого туда отобрали для последующего обучения бежали туда вприпрыжку. Потом, этих умников увозили. Через какое-то время, некоторых из тех, кого увозили привозили назад, мы их видели, нас специально строили для этого. Но к нам на территорию лагеря их уже не пускали, вероятно, чтобы не было утечки информации, где они теперь и чем занимаются.
В этот раз кивнул я.
— Забирали их родственников, родителей, не всех конечно, но многих. И те из молодёжи кто вернулся, выглядели совершенно другими. Уверенный взгляд, другие обувь, одежда, лица светятся от счастья, глаза горят. Несчастными и забитыми они не выглядели. То есть немцы нам показывали, учитесь, лучших заберём и потом поможем вашим близким. Было и такое, что немцы забирали кого-то из близких увезённой молодежи. Но никого никогда не возвращали в лагерь. Вопросов у нас было великое множество, но увы, на них не было ответов. К сожалению, мне, как и многим другим не хватало мозгов, чтобы немцы обратили на нас внимание. Мы так и продолжали жить и работать на территории лагеря.
— Ну не всем учёными и инженерами быть — попытался я успокоить его — и чем вы все эти годы там занимались? Много вас в лагере было?
— В лагере нас было около трёх тысяч человек.
Мы разом присвистнули.
— Много детей, стариков, тех кто состарился за эти годы. Их немцы не уничтожали. Просто тела тех, кто умирал или погибал от несчастных случаев сжигали в крематории и даже позволяли проводить этого человека в последний путь. Раз в год несколько сотен людей увозились. В первый раз мы думали, что немцы таким образом избавляются от лишних ртов. Но потом опять же, несколько десятков из тех, кого увезли, привозили назад. Нас снова строили, показали нам их за забором, типа всё с ними нормально и снова увезли, пообщаться естественно не дали.
— Всё делалось для вашей покорности.
— Да. А занимались мы обычными работами. Валили лес, работали на лесопилке, выращивали скот, у нас была большая свиноферма и несколько коровников, соответственно и сами питались неплохо, а бы даже сказал очень неплохо. Другие люди лепили кирпичи из глины, которую сами же и добывали. Масштабы были колоссальные. Всё это куда-то увозилось эшелонами. По объёмам произведений нами продукции было понятно, что где-то идёт грандиозная стройка. Да и такой стройматериал всегда в принципе нужен. Некоторые из умельцев после разрешения администрации лагеря начали делать мебель, шить одежду, всё это тоже увозилось, что-то оставалось у нас, а эти мастера получали какие-то послабления и без того неплохие, усиленные пайки. Шоколад, даже вино было, сигареты. Всё это было своеобразными деньгами на территории лагеря. С нами даже сами солдаты в тихушку торговали. Конечно были и облавы, и некоторых торгашей так же увозили. Немцы железной рукой наводили порядок, не давали нам разгуляться и расслабиться. Есть их правила, по ним и нужно жить. Когда нам привозили и по спискам раздавали другую продукцию, одежду, обувь, лекарства, овощи, фрукты, то по клейму на всём этом мы понимали, что есть и другие лагеря, где всё это производят. Я неоднократно видел немецкую продукцию, произведённую на фабриках там, на земле, тут же она была другого качества.
— Лучше?
— Однозначно. Качество другое, гораздо лучше.
— А что-то новенькое появлялось? — спросил я.
— Вы о чём?
— Ну то, чего не было раньше у немцев. Машины там какие, самолёты, инструменты электрические.
— А это. Да конечно — закивал наш собеседник — технологии развивались. И машины, и самолёты другие и инструменты, всё это с годами появлялось. Оружие у охраны другое появилось, да много чего, так всего и не упомнишь. Да и глупо было бы думать, что за все эти годы немецкие и пленные инженеры не придумали чего-нибудь новенькое. Те же бензопилы, которые они придумали, очень облегчали работу лесорубов. Пилить огромное дерево ручной пилой удовольствие знаете ли не очень. И тащить его на себе, а так потом появились лебёдки и небольшой кран на грузовике.
— А бежать все эти годы не хотелось? — задал я мучавший меня вопрос.
Михаил тяжело вздохнул и через мгновение ответил.
— Хотелось конечно. Я был молодой, полный сил, но было несколько причин, по которым я это не делал. Первое, куда бежать? В лес? У нас же там в лагере был информационный вакуум. Я понятия не имел, что происходит вокруг. Да, я понимал, что есть другие города или посёлки, где живут немцы. Ведь солдаты у нас менялись, учёные эти приезжали, людей увозили, эшелоны куда-то уходили, грузовики уезжали, офицеры другие приезжали и уезжали. Значит точно есть где-то другая жизнь. Но она для немцев. Второе. Бежать одному? Без каких-либо вещей, оружия, инструментов?
Я понимающе покивал головой.
— Вот, вы меня понимаете. Найти себе напарника или несколько? А кому там можно было верить? Кто из них настучит? Вы сами сказали, что немцы очень хорошо всегда умели вербовать людей. Думаете за эти годы больше не было попыток побега или его организации? Были и неоднократно. Всех поймали или после побега, или при подготовке к нему. Лагерь очень хорошо охранялся, и немцы частенько меняли солдат, чтобы жившие на территории лагеря не смогли войти в доверие. Ну сбежал бы я. Сколько бы я протянул один в лесу? Я же ничего не умею, не знаю. Нет, какая-то информация в голове была. Построил бы я шалаш. А как жить дальше? Как добывать еду? Что вообще делать? И где гарантия, что меня так же не поймают и не расстреляют перед строем в лагере. С беглецами то немцы не церемонились. Мы не на земле, в этом тоже все скоро убедились. Есть ли вообще другие жители?
— Смысла нет бежать — закончил я за него мысль — в лагере всё
