впереди несущейся орды с диким улюлюканьем летели на конях с копьями наперевес полуголые курдянки в звериных шкурах с развевающимися черными космами, словно ведьмы.
Бывало, легких всадников вылетала брать под защиту броненосная французская конница, на нее налетали сипахи, и шла знатная рубка, пока одна сторона не гнала другую под защиту орудий. И снова "благородная война" уступала место пушечной пальбе, уравнивающей искусного бойца с неуклюжим недотепой. Против каменного ядра не действует ни храбрость, ни смелость, ни молитва — помогает только древний божок по имени Случай, циник и затейник с хохлом на постоянно крутящейся лысой голове. Успел ухватить его за хохол — твое счастье, пронесло на этот раз, а нет — значит, requiem etemalis, то есть вечный покой. Только вот пушек у иоаннитов было мало, а больших — еще меньше.
Это неравенство никакой божок не выровняет. Потому на первых порах османы и не вели против родосцев никаких саперных работ, легкомысленно полагая, что огонь артиллерии сделает свое дело, смешав крестоносцев с камнями их рухнувших укреплений.
Однако несколько дней постоянного обстрела, перемежающегося со стычками, не дали нужного результата: стены и башни начали крошиться, особенно там, где были более ветхими или менее защищенными иными укреплениями или орудийными батареями, однако стояли. Осажденные гибли, но каждый раз отражали приступы элитных частей, предпринявших пару попыток штурма после очередного ужасающего обстрела. Снова откуда-то брались и меткие аркебузиры, и котлы со смолой, воском, или даже с кипящим человеческим калом.
Прибывший из Фискоса флот высадил вторую часть осадной армии, выгрузил древесные материалы для изготовления палисадов и осадных орудий, а также сырец для отливки орудий (в виде бронзовых плит), и был отправлен для блокады Родоса.
Впрочем, и на море османов ждали неудачи: огонь портовых башен, в первую очередь ключевых — Найяка, Святого Николая и Ангелов — не давал ни замкнуть кольцо блокады, ни высадить десант для штурма довольно слабых (по сравнению с сухопутными) морских стен. Бравые орденские галеры, подобно жалящим осам, вылетали из гавани и жгли суда османов, после чего так же юрко возвращались под защиту огня морских башен. Бросались за ними турки — да куда тут, не успевали расправиться: сразу попадали под удар христианской артиллерии, да и цепь тут же перегораживала вход в заветную гавань.
Турецкий флотоводец Алексис из Тарса подумывал о плоскодонных судах. При удачном течении дел "плосколонки" могли бы преодолеть цепь давным-давно известным способом — когда плывшие на подобном судне дружно отходили на корму, корабль налегал "грудью" на цепь, после чего народ с кормы не менее дружно переходил на нос, и судно просто переваливалось через цепь.
Правда, не всегда такой маневр заканчивался благополучно — иной раз корабль при этом разваливался пополам. Также смущало то, что десант все же мог бы быть перетоплен огнем еще до того, как доберется до цепи. Вот ночью если… Свои сомнения Алексис решил изложить Мизаку-паше и, отправившись к визирю, застал там еще старичка Сулеймана, умиротворенно посасывавшего кальян с поистине ежиным пыхтением, а также немца, который вместе с главнокомандующим "колдовал" над чертежом родосской крепости. Сулейман-бей метнул на вошедшего флотоводца быстрый взгляд и продолжил курение. Мизак и немецкий инженер Фрапан не заметили гостя вовсе, продолжая оживленно спорить.
Вошедший грек смущенно кашлянул. Разгоряченные спорщики, наконец, обратили на него внимание, и Мизак сказал:
— Ладно, передохнем немного. Все равно каждый по-своему видит. Может, Алексис хоть что дельное скажет?
Моряк поклонился начальству, потом подсел к нему и, пожаловавшись на иоаннитов, своими "проказами" лишивших его нескольких кораблей и уже не раз умудрявшихся доставлять в крепость морским путем какие-то припасы (надо полагать, в первую очередь еду и порох) изложил свою затею.
"Плоскодонки" не встретили одобрения. Визирь с немцем единодушно отвергли предложение грека как глупое и не учитывающее мощного огня башен, а затем обе спорившие стороны вынесли на суд новопришедшего свои соображения. Визирь предлагал мощным пушечным огнем разбить цепь, как это пытались сделать сами иоанниты вместе с венецианцами при недавней осаде Анталии, а немец возражал, что затея обернется только потерей людей и кораблей. Он стоял за сухопутную атаку на родосские гавани.
— Поймите! — горячился он, тыча пальцем в карту. — Форт Святого Николая — вот ключ к Родосу. Подавим его — считайте, гавань и затем город в наших руках. Во-первых, таким образом мы почти замкнем блокаду, поскольку сами, захватив мол и укрепившись на нем, будем простреливать все подступы к гавани. Никто ни туда, ни оттуда не сунется и не высунется. А во-вторых, подтянув пушки покрепче да прикрыв их, мы подавим башню Найяка и орудия ее мола. Дальше — прорыв в гавань, сожжение вражеских кораблей, вламываемся через несколько ворот разом — и дело готово. Быстро, и без затей. А цепь ядрами не разбить — с нашими-то пушкарями. Ближе подойти — корабли сгубить! Забыли все, как к нам из крепости стрела с письмом прилетела с запиской, что враги загадили фарвартер? Поэтому — только уничтожение башен, и только огнем.
— А Николая как брать? — заинтересованно спросил Алексис. Было видно, что рисуемая Георгом Фрапаном перспектива его увлекает, однако отсутствие каких-либо практических указаний все же смущало.
— Сроем стрельбой. Предлагаю у рыцарского кладбища поставить большие пушки, несколько штук кряду — вот и все, собственно. Тут близко, доплюнут через воду, да еще с кораблей вести обстрел. Тогда несколько дней — и башни нет. Главное — близко суда не поводить, чтобы на затопленные барки не напоролись.
Тут Алексис смущенно ухмыльнулся — он уже потерял несколько кораблей на христианских брандерах, только счел излишним беспокоить высокое начальство такой мелочью… А вот Фрапан — не проведал ли о том? Или это просто совпадение?..
— Надо занять мол, — вставил свое слово визирь, а Сулейман-бей, перестав на мгновение качаться на облаках гашиша, вынул мундштук кальяна изо рта и многозначительно произнес:
— Главное — протянуть плавучий мост, когда настреляетесь вволю. Опыт есть, люди тоже. Может, еще захватите корешок от башни, пригодится.
— Почтенный дело говорит, — изрек Алексис. — Плавучий мост там очень бы помог, когда осажденные будут в достаточной степени истрепаны.
— Я смотрю, вы уж и без меня все решили, — несколько ядовито сказал визирь, но на самом деле теперь план немца не казался ему уже таким неверным. А что, в самом деле, вроде все складно, и остальные поддерживают…
Сулейман, выпустив кольцо дыма, выдал такой кусок турецкой лести, которую визирь не смог сразу переварить:
— Что беспокоишься, сиятельнейший? Просто твои верные слуги лишь высказали то, что ты сам
