class="p1">Монгольская знать, лучшие воины снабжали доспехами и своих коней. Это снаряжение сразу бросилось в глаза европейцам, как некая диковина. О кожаных, крепких как железо, конских монгольских панцирях писали многие авторы XIII в. — западноевропейские хронисты, киликийский царевич Гетум. В Ипатьевской летописи при описании татарского защитного вооружения дружины Даниила Галицкого, которое очень удивляло австрийцев, отмечены конские доспехи — личины (маски) и кояры (панцири). «Кояр» — слово не монгольское: здесь мы видим русскую передачу тюркского слова егар — «седло», «покрытие коня». Плано Карпини подробно описывает ламеллярный железный и ламинарный кожаный конские панцири монголов, состоявшие из пяти частей: нагрудника, двух боковин, накрупника и нашейника из двух частей, висевших по бокам шеи. Конские доспехи монголов из твердых материалов восходят к киданьским и сунским образцам. На мусульманском Востоке монголы заимствовали кольчужный конский доспех и стеганый панцирь-попону из мягких материалов, иногда обшитый бляхами.
Необходимой принадлежностью монгольского конского доспеха было оголовье — железное либо из твердой многослойной кожи. Судя по миниатюрам, оно формовалось из одного куска, но Карпини говорит о налобной пластине, к которой крепились сегментовидные нащечники, как у киданьских, китайских и всех позднейших дошедших до нас конских оголовий Востока.
Оружие монголов на завоеванных землях
Средневековые письменные источники дают ценнейшие сведения об оснащенности оружием и его производстве у монголов. По ним видно, что еще в период до создания империи панцирь имел каждый второй воин. В степи железное оружие делали странствующие и живущие при ставках знати мастера. В монголо-ойратских законах XVII в. сказано, что «ежегодно из 40 кибиток две должны делать панцири, если не сделают, то оштрафовать конем или верблюдом». В начале XVIII в. русскому послу к ойратам рассказывали, что в ставку правителю каждое лето собирают по кочевьям 300 и более женщин, которые шьют панцири и одежду для отправки войску.
Монгольское оружие, попав в разные страны вместе с победоносными воинами, оставалось там чрезвычайно престижным — прежде всего у самих монголов, но также и у местных жителей. Рашид ад-Дин, например, специально подчеркивал, что в огромных казенных мастерских карханэ, организованных завоевателями в державе Хулагуидов на базе мастеров из покоренных регионов, изготовляли оружие именно монгольского образца. В начале XIV в. мастера были отпущены на свободную работу — на базар — как из экономических соображений, так и потому, что местные мастера уже научились делать монгольское оружие. Наряду с этим, в течение XIV в. происходили и изменения монголо-татарского оружия, да и костюма, особенно в западных регионах — на территориях улусов Чжучи (Золотой Орды), Чжагатая и Хулагу.
Особенно показательны процессы, происходившие на территории Дешт-и-Кипчак — «степи куманов», на которой расположился улус Чжучи и западная часть улуса Чжагатая. Здешние кочевники, называвшие себя куна, сары и кипчак (куны в Европе звались куманами, на Руси — половцами), стали основным населением этих держав, получив имя татар и, наряду с огузами, подарив этим государствам свой язык (тюркский). В степях восточной Европы и регионов несколько более восточных раскопаны курганы высшей куманско-половецкой знати середины — второй половины XIII в. В них мы видим сочетание местной кольчуги с целым рядом монгольских признаков в таких предметах вооружения, как шлемы, колчаны, булавы, чисто монгольские пояса. В уже упоминавшейся Ипатьевской летописи под 1252 годом записано, что князь Даниил Галицкий вооружил своих дружинников по татарскому образцу. На юге Восточной Европы найдены в курганах и в русских городах низкие шлемы с полумасками или налобными пластинами с выпуклыми «бровями» и глазными вырезами: все они имеют натуралистически выкованный нос, обычно толстый слой позолоты, а все пространство лица и шеи под краем шлема и маской защищено кольчужной бармицей. В бою эти шлемы производили исключительно неприятное впечатление на врага. Большинство описанных шлемов имело на макушке кольцо для крепления двойной ленты — характерный признак монгольских шлемов.
В отечественной науке последние десятилетия господствует идея, что данные шлемы — «крутобокие», «горшковидные», с забралом-полумаской, «бровями» и «носом» есть сугубо местный, древнерусский тип шлема 2-й половины XII — 1-й половины ??II вв. И это несмотря на то, что большинство из них найдено на степной территории или даже в кочевнических курганах. На самом же деле, единичные экземпляры из древнерусских поселений — свидетельства монгольского погрома или связей с монголами. Если есть у какого-то из них точная дата — она всегда не ранее середины XIII в. И шлемы эти во всех подробностях изображены именно на ирано-монгольских миниатюрах 1-й половины XIV в. Наконец, недавно в Городце на Волге был найден роскошный, в серебре и золотом декоре, шлем подобного типа, на челе которого сохранились остатки арабской надписи. Это не оставляет никаких сомнений в его восточном происхождении. Если датировать его XIII В., то местом его производства могут быть мастерские, организованные монгольским наместником северного Ирана Аргуном-акой в Азербайджане (иранском: нынешний Азербайджан называется так только последние 80 лет), где персидские оружейники под присмотром своих монгольских коллег делали монгольского образца вещи, иногда привнося в них элементы местного декора.
Так, в Будапеште хранится шлем чисто монгольской формы — с козырьком, китайско-монгольским фениксом и монгольским трезубцем на лбу, заполненным мусульманским узором. Этот шлем представляется нам работой иранского мастера для монголов в Иране в XIII в.
Но тогда Городецкий шлем очень соблазнительно связать с Александром Ярославичем (Невским), который умер именно здесь, возвращаясь из очередной поездки в Орду. Серебряный монгольский шлем иранской работы мог быть одним из знаков благоволения со стороны степных сюзеренов.
Не менее, если не более решающим стал для науки недавно появившийся в одной из частных коллекций уникальный шлем, относящийся к рассматриваемому типу. Только забрало его было выполнено в виде личины, а не полумаски, о чем свидетельствует узкий и глубокий округлый лицевой вырез с отверстиями для крепления личины в центре, кольчужной бармицы — с боков, и подшлемника — между ними ленты. Как и у посеребреного «крутобокого» шлема с забралом-полумаской из Городца, а также у шлема с наносником и налобником с вырезными «бровями» из Таганчи или шлема с личиной из кургана у села Липовец в Поросье, купол этого шлема также разделен на четыре сектора, только не золотой инкрустацией, как у двух первых, не широкими и глубокими «ложками», как у третьего, а высоко прочеканенными линиями, образующими в каждом из секторов типично монгольский трилистник — элемент орнамента, характерный для монгольского декора в XII–XIV вв.
В итоге, данный шлем позволяет уверенно считать монгольскими все шлемы, представленные на рис. 39 и 40, датируя их XIII — 1-й половиной XIV вв. Тем более, что все личины, найденные с этими шлемами, принадлежат к одному типу —